Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег»
|
И с этого момента звук снова включился, погрузив Анну в какофонию, состоящую из слов, рыданий, криков. Она помнила, как сунула тело малыша остолбеневшему Пашке в руки. — Иди! — и видя, что он не слышит, не понимает её, прикрикнула зло и нетерпеливо. — Иди, я кому сказала! И, уже не глядя на Пашку, медсёстрам: — Успокоительное, живо! Вкалывайте успокоительное! * * * Пашку она нашла в морге. Нет, не в морге — морг находился на одном из подземных уровней Башни — она нашла Пашку в той комнате, которую они именовали моргом. Сюда обычно привозили тела, чтобы потом на лифте отправить вниз. Лифт работал только раз в день, рано утром. Пашка обернулся на звук её шагов. — Аня… Его голос звучал растерянно. — Лизе вкололи успокоительное. Она сейчас спит. Он молча кивнул. Отвернулся, устремил взгляд на тело ребёнка, лежавшее на столе. Анна отметила, что тело не упаковано в мешок, как обычно. Наверно, Пашка запретил это делать. А может санитары и сами не решились. То ли перед лицом отцовского горя, то ли из страха от того, кто перед ними. — Ань, наверно, хорошо, что он сам… ну… — Сам что? — Анна встала рядом с Павлом. — Сам умер, да? По телу разлилась смертельная усталость. Руки тряслись, и она, как не пыталась, не могла унять эту предательскую дрожь. Она ненавидела себя отчаянно, сильно. Анна сжала свои дрожащие руки в кулаки. Сжала больно, с каким-то удовлетворением почувствовав, как ногти впиваются в кожу. — Сам умер, да, — Павел судорожно сглотнул. Она медленно повернулась к нему и физически ощутила, как волна холодной ненависти, отхлынув от неё, окатывает Павла с головы до ног. Его потерянный, жалкий вид, сгорбленная фигура, даже то, что он упорно отказывался называть сына по имени, обходясь безликим «он», словно, такая безликость могла как-то сгладить, нивелировать чудовищность и безысходность момента, всё это заставило Анну задрожать от бессильной и тихой ярости. — А с чего, Паша, ты взял, что Ванечка умер сам? — Что? — Сам он умирал бы ещё несколько дней. Умирал, захлёбываясь мокротой и слизью, которыми были забиты его лёгкие. Умирал, крича от боли… — Анна чувствовала, как ей самой не хватает дыхания. — Он… он так мучался? — Пашкин вопрос прозвучал тихо, и Анна больше каким-то внутренним инстинктивным чутьём поняла его, чем услышала. — Мучался? Да мы, Паша, сейчас в Башне все мучаемся. И исключительно благодаря тебе, благодетелю нашему. У меня вон Руденко несколько суток воем воет. Держит на руках приговорённого ребёнка и воет. Ты слышал когда-нибудь, как воет женщина? Не слышал? Так сходи, послушай! А муж Руденко мне весь телефон оборвал, и по-моему, самое цензурное, как он меня назвал, это убийца. Ха-ха-ха, — Анна захохотала, но тут же резко оборвала свой смех. — Впрочем, нет. Муж Руденко мне больше не звонит. Электрошокер или дубинка, как ты считаешь, Паша, чем его усмирили, электрошокером или дубинкой? Павел молчал. — А, может, Паша, ты считаешь, что лучше было бы, чтобы твой сын всё-таки дотянул. Хрипя, изгибаясь от боли и задыхаясь, но всё же дотянул до того момента, когда в палату вошли бы специально обученные люди? Да? К ничего не знающей об этом Лизе, и на её глазах… — Ты не сказала Лизе, что закон уже принят? — перебил её Павел. — А ты сказал? Сам-то ей сказал? — Анна почти выкрикнула эти слова в лицо Павла. |