Книга Башня. Новый Ковчег, страница 96 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Она сейчас только заметила, что у него мокрое лицо. Он плакал? «Ну и пусть, и пусть», — с каким-то злым удовлетворением подумала она. И чуть успокоившись, неожиданно ровным голосом произнесла:

— Он умер не сам. Я… я ему помогла. И мне всё равно, что ты думаешь, и как ты теперь поступишь. Мне всё равно, слышишь? И я это сделала не для тебя. А для Лизы.

И она резко развернулась и вышла, оставив Павла одного.

* * *

— А что, закон уже приняли?

Лиза сидела перед Анной, неестественно прямая, судорожно вцепившись руками в края стула. Рыжие волосы, тусклые, свалявшиеся, заплетены в растрёпанную косу. Больничный халатик, бесстыдно короткий, открывающий худые ноги, острые коленки. Анна не могла отвести глаз от этих острых детских коленок.

— Лиза, зачем ты встала? Кто тебе позволил? Ты ещё слишком слаба, чтобы вставать. Давай-ка, пойдём, я отведу тебя в палату.

Анна подошла, взяла сестру за руку. Та дёрнулась, посмотрела на Анну мутным полубезумным взглядом.

Лиза так и не оправилась после смерти сына. Большей частью она лежала в кровати, отвернув лицо к стене и молчала. К ней приходила Анна, приходил Павел. Иногда они сталкивались друг с другом в палате Лизы, и, не сговариваясь, делали вид, что ничего не случилось. Пашка сам кормил Лизу, с ложечки, как маленького ребёнка. Переодевал, водил в душ, туалет. Лиза не упрямилась, но делала всё механически, словно робот. И молчала. Она теперь всё время молчала. Вплоть до сегодняшнего момента.

И вот теперь она сидела на стуле у Анны в кабинете, и заданный ею вопрос отчего-то беспокоил Анну сильнее, чем всё остальное. Анна должна была на него ответить, но понимала, что сейчас не тот момент. Нужно ещё немного подождать — Лиза окрепнет, время лечит (оно всегда лечит), и тогда… она или Павел, неважно кто, всё Лизе расскажет.

— Я не спала, а она думала, что я сплю. А я не спала и всё слышала.

— Да кто «она»? Кто «она», Лиза? — Анна опустилась на колени перед сестрой. — Что случилось?

Аккуратно, слово за слово, Анна вытягивала из Лизы информацию.

Дело было в санитарке, которая мыла палаты. Старая ведьма. «Узнаю, кто сегодня дежурил — убью гадину!» — мысленно пообещала себе Анна.

…Лиза, как обычно, лежала лицом к стене, уставившись в одну точку — маленькую выбоинку, от которой тонкой паутиной расползались мелкие трещинки. В палату вошла санитарка, шумно поставила ведро на пол и, нарочито громко стукая шваброй о ножки кровати и стенки тумбочки, принялась намывать полы.

— Спит. В отдельной палате, прямо как королева. И как не придёшь — всё спит. Головы не повернёт, ни здрасьте, ни до свидания. Конечно, сеструха заведующая, муженёк в Совете, большой начальник. Вот тебе и палата отдельная, вот тебе и почести.

Лиза сжалась в комок, не в силах повернуть головы. Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать злобный голос тётки, не слышать гулкие удары швабры о стену. Но она не решалась даже пошевелиться.

А санитарка между тем раззадоривалась всё сильнее.

— Да чтоб они там, в этом Совете, передохли все. Твари конченные. Закон они приняли, понимаешь. Чтоб всех больных, чтоб всех… — она громко шмыгнула носом. — Всех убить. Без разбора. А она тут спит. А мужика моего… эвтанировали третьего дня. Рак у него, третья стадия… ну рак, так он же ещё жил… и ещё бы хоть сколько-то, да протянул. А нет! Не положено! Лекарств, суки, на него пожалели…