Книга Башня. Новый Ковчег 4, страница 124 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Ты сейчас шутишь? — мамин голос прозвучал очень тихо.

— Ничуть. Наш верховный правитель — сам потомок рода Андреевых, и он разработал целую систему. Теперь всё решает родословная.

— А причём тут ты? — Стёпка прищурился и посмотрел на отца. — Какая связь?

— Связь самая что ни на есть прямая. Моя мама носила фамилию Платова. Она была потомком одной из семей, кто финансировал строительство Башни. Для нового верховного правителя это имеет первостепенное значение, поэтому он и назначил меня министром здравоохранения.

— Только поэтому?

— Не только.

Отец встал из-за стола, прошёлся по столовой, заложив руки за спину. Стёпка ждал. Он хотел верить сказанному отцом, но вот это «не только» сбивало, и то, что отец размеренно вышагивает по комнате, явно собираясь с мыслями, говорило, что есть что-то ещё, то самое «не только».

— Понимаете, — отец остановился и посмотрел на них с мамой. — Этот Ставицкий, чёрт, Андреев, он психопат, помешанный на чистоте крови. Сегодня на Совете, то есть, на заседании нового правительства нам были озвучены некоторые реформы, которые планируется внедрить уже в ближайшее время. И в первую очередь это коснётся образования и медицины. Хорошее образование и качественная медицина будут теперь уделом избранных. К тому же возвращают Закон, и он будет распространяться на всех, кроме элиты и их семей.

— Теперь понятно, почему меня выпустили из обезьянника, — Стёпка не сдержал злой насмешки в голосе. — И почему ты так радостно предал Савельева. За происхождение, да?

— Нет, не за происхождение, — отец опёрся о край стола и опустил голову. — Но ты прав, каким-то образом я… нет, не предал, но поступился своими принципами. У Ставицкого, — отец упорно соскальзывал на фамилию Ставицкий, то ли специально, то ли непреднамеренно забывая, что их новый правитель — Андреев. — У Ставицкого подготовлена ещё одна совершенно абсурдная, совершенно фашистская идея, связанная с демографией.

Стёпка не знал, что значит «фашистская», но потому как отец тяжело дышал и потому, как потемнело его лицо, понял, что это что-то совершенно мерзкое и отвратительное.

— Теперь каждый родовитый потомок должен скрещиваться только с другим родовитым потомком.

— Скрещиваться? — мама непонимающе уставилась на отца. — То есть как скрещиваться? Как собачки?

— Типа того. У Ставицкого все представители знатных фамилий взяты на карандаш. И я, как ты понимаешь, тоже. А наш брак, он к тому же… — отец осёкся, посмотрел на маму, а она под его взглядом вся сжалась, словно хотела превратиться в точку. — Всё дело в том, что по мнению Ставицкого, все неугодные браки, в которых нет общих детей, должны быть расторгнуты с целью заключения подходящих. И если бы у нас, Соня, были общие дети, хотя бы один общий ребёнок, то это бы как-то облегчило ситуацию…

Отец продолжал говорить, обращаясь только к маме, не сводя с неё глаз, а в голове Стёпки молоточком стучало: общие дети, общий ребёнок… А он, Стёпка, он не общий, он где-то там, по отдельности ото всех, сам по себе.

И понимание этого вдруг так чётко пришло ему в голову, что он содрогнулся. Почувствовал, что дрожит от этой внезапной, только что родившейся мысли. Хотя почему только что родившейся? Может быть, она, эта паскудная мысль, всё время жила в нём, пряталась где-то глубоко, ждала своего часа и вот теперь вылезла, торжественно развернулась, тыкнула в Стёпку корявым и грязным пальцем, захохотала: а ты — никто, не родной. Не родной. Никто. Никто.