Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 219 – Ольга Скляренко

— Что там на станции, ты уже знаешь?

— Знаю, — ответил Долинин, помолчал, а потом, собравшись, начал докладывать. — Рябинин сдуру туда отряд послал, моих ребят положили. Четверых. Остальные заперты где-то. Я только час назад всё узнал. Капитан Алехин, что у Рябинина отрядом командует, связался со мной. Нарушил субординацию, конечно, но Алехин — парень честный. Видимо, понял, что не дело делают. Напрямую приказ нарушить не посмел, но хоть так. Я был у Рябинина. Показал ему протокол. Прошу понять, но другого выхода, Павел Григорьевич, у меня не было, кроме как ознакомить Рябинина с протоколом. Надеюсь, он даст разрешение на возобновление работ. Иначе… Я собираю своих сейчас. На всякий случай.

— Похоже, что Рябинин разрешение дал. Во всяком случае со станции сумели со мной связаться. Но уровень по-прежнему оцеплен. Сколько у тебя осталось людей, Володя?

— Не слишком много. Раз в пять меньше, чем у Рябинина.

Долинин не удержался, выругался, вложив в короткое матерное слово всё, что думал о своём начальнике.

— Тогда, Володя, действуем так. Мне надо срочно на станцию. Руфимов ранен. И не только он. Есть убитые, а работы надо продолжать. Думаю, тебе придётся спуститься со мной вниз. Если этот твой капитан Алехин действительно с умом и совестью в ладах, значит, есть шанс договориться и избежать открытого столкновения. Пока я внизу, наверху Величко и Мельников созывают экстренное заседание Совета. Им нужно обеспечить охрану и полную защиту от людей Рябинина. Плюс быстро и желательно максимально бесшумно и, не привлекая внимания, арестовать Ставицкого и Кравца. Рябинина держать на мушке. Если представиться удобный случай — тоже брать.

— Рябинин полчаса назад был дома, пьян в стельку, — презрительно ответил Долинин.

— Хорошо, — Павел кивнул. — Это даже лучше. Пьяный и наверняка спит. Это нам на руку. Ни к чему поднимать лишний шум. В общем, тут действуй по обстановке. Но сначала сопроводи меня на станцию. Жду тебя на пятьдесят четвёртом, в больнице, у Северного скоростного лифта.

— Понял. Через пятнадцать минут буду.

Павел положил трубку. Выдохнул, хотя по сути выдыхать было рано. Всё только начиналось. Мельников уже поднялся, приготовился — высокий, гибкий, как дикий кот, замер, словно перед броском. Величко же, грузный, тяжёлый, больше похожий на старого, матёрого медведя с серебристой сединой на загривке, напротив подниматься не спешил, медлил. Собирался с мыслями, готовясь к последнему удару, который должен был стать решающим. И смертельным. Для врагов смертельным. У дверей застыл бледный и напряжённый Борис. И оставалось ещё одно.

— Анна.

Павел повернулся к той, что стояла, всё это время вытянувшись в струнку, опираясь ровной спиной о стену. То, что он должен был сказать ей сейчас, он говорить не хотел. Больше всего на свете не хотел. Потому что всеми силами желал одного: оградить её от опасности. С ним или с Борисом может случится всё, что угодно, и, уж если на то пошло, свою преисподнюю они давно заслужили. Но она… она должна жить. И вместе с тем Павел понимал, что всё равно скажет ей это. Потому что она была нужна ему. И потому что она…

— Я иду с тобой, — Анна оторвалась от стены. — Пойду, скажу Кате, чтобы она подготовила необходимые лекарства и инструменты.