Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 222 – Ольга Скляренко

— Ну чего, Шорох, — Татарин опять наклонился к самому лицу Кира. Обдал его тяжёлым дыханием. — Девку мою пялил, да? Хорошо тебе было? Теперь моя очередь твоей рыжей вставить. Смотри, ей ещё понравится, добавки просить будет.

Он довольно гоготнул, поднялся и отошёл. Почти сразу же Костыль с силой толкнул Нику, и она упала на колени рядом с Киром.

— Шорох, наслаждайся своей девкой, а потом мы её… — грязное и длинное ругательство Костыля потонуло в громком хохоте его подельника.

Костыль с Татарином отошли к выходу. И перед Киром близко-близко оказалось лицо Ники. Двери в комнатушку оставались открытыми, и в слабом свете цеховых аварийных фонарей, вернее, в его отголоске, Кир различил мертвенную бледность её лица, поблёкшие веснушки, разбежавшиеся неровными пятнышками по осунувшимся щекам.

— Кирка, — прошептала она еле слышно. — Потерпи, я сейчас…

Она неловко попыталась повернуть его поудобнее, лёгкими касаниями пальцев ощупывала ссадины на лице, словно старалась стереть следы побоев, забрать боль себе. Наконец, с её помощью ему удалось принять почти сидячее положение — не бог весть какое удобное, но всё же сидеть, упершись лопатками в холодную стену, было не так унизительно, как валяться, раскорячившись, на полу. Она зачем-то поправила ему воротник рубашки, скорее машинально и не особо задумываясь — тонкие ласковые пальцы быстро пробежались по его шее, заглянула в лицо, и в её широко открытых от ужаса серых глазах Кир видел столько сострадания и участия, что его словно пронзили изнутри. Это была не та боль, от побоев, которая уже въелась в Кира, стала привычно-тупой, а другая — выворачивающая наизнанку всю душу, пронзительная, во сто крат страшнее.

— Ну где там наш фраерок? Пора бы уже, — голос Татарина долетел до него издалека, словно их мучители внезапно оказались за сотню метров от них.

— Не ссы, придёт, никуда не денется.

Послышался шум, видимо они разгребали там, в углу у дверей, какие-то завалы хлама, устраиваясь поудобнее.

— Что-то не торопится он.

— Не терпится уже с девкой покувыркаться? — хохотнул Костыль.

— А то! Эй ты, слышь, шмара, — Татарин обращался к Нике, от его голоса Ника вздрогнула всем телом и прикусила губу, невольно подавшись ближе к Киру, словно ища у него защиты. И этот жест привёл Кира в отчаяние. От бессилия он мысленно застонал, сжал зубы так, что свело скулы. — Тебе понравится. У тебя-то только с этим щенком было, настоящего взрослого мужика не пробовала ещё? Обожди, ещё и пищать будешь от удовольствия, от меня ни одна баба обиженной не уходила.

— А чего сразу только ты? Я, может, тоже не прочь, — перебил приятеля Костыль.

Кир понимал, что эти двое говорили так нарочно, стремясь запугать их, сломать. Что слушать их нельзя. Но не слушать их он не мог, и хуже было то, что и Ника не могла — от каждого их слова, от каждого грязного ругательства, она сжималась, и в её глазах вспыхивали искры страха и омерзения. Костыль тем временем продолжил:

— Я рыжих страсть как люблю. Была у меня одна рыжая, не баба — огонь. Правда буфера у неё были — во такие шары, пятый размер, не меньше. У этой чего, я помял — не сиськи, а прыщики.

«Так быть не должно. Только не так. Пусть они лучше с меня кожу сдерут живьём, пусть разрежут на куски. Только не Ника!» — Кир попытался встать — куда там, тело не слушалось, каждое движение отдавалось всполохом дикой боли, скручивающей внутренности. Нога под коленкой, куда пришёлся удар ботинка Татарина, сильно болела. Рук, грубо скрученных за спиной, Кир не чувствовал вообще.