Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег-3»
|
«Он во время восстания совсем молодой был, — рассказывал ей отец. Они сидели на диване, и она, прижимаясь к его плечу, с интересом слушала. — Ему тогда всего восемнадцать стукнуло. Даже меньше, чем твоему Киру сейчас. А время, рыжик, было неспокойное. Отец не очень любил вспоминать…» Конечно, теперь понятно почему не любил. Кто ж захочет такое вспоминать. Убивать людей семьями, на глазах их родственников, женщин и детей. Тут нечем гордиться. Такое надо забыть, потому что… как иначе? Ника попыталась представить. Далёкий 2120 год. Башня охвачена восстанием. Апартаменты, наверняка похожие на те, в которых она сейчас живёт — просторные, с большими окнами, выходящими на террасу. Молодая женщина, высокая и черноволосая, в строгом платье стоит у окна… Почему у окна, Ника не знала, просто вдруг увидела — стоит и смотрит в небо, на кроваво-огненный шар, зависший над головой. Статичная картина, словно сошедшая со старых литографий, пришла в движение, и вот рядом с молодой женщиной появился мужчина, похожий на неё как две капли воду, только осунувшийся, усталый, с тоской и злостью на красивом надменном лице, и с ним женщина — жена, худенькая, как подросток, перепуганная, с дрожащими губами — вцепилась в руку мужа длинными побелевшими пальцами. Ещё минута — и кадр сменился. Высокий, худощавый военный, чуть выдвинутый вперёд подбородок, глаза-льдинки (это же Ледовской, Алексей Игнатьевич, только моложе, намного моложе) и мальчишка, растрёпанный, дерзкий, из расстёгнутого воротника рубашки выступает тонкая, совсем ещё детская шея. — Гриша, погоди! Выстрел. Громко плачет девочка, маленькая, годика два, прижимает к груди растрёпанную белокурую куклу в розовом платье. Рядом бледный перепуганный мальчик… Ника никого не знала из этих людей и никогда в своей жизни не видела — ни красавицу Киру Ставицкую, ни её высокомерного гордеца-брата и его жену, ни плачущую девочку Лену, которой суждено стать её бабушкой, ни мальчика — Толика, Анатолия, отца дяди Серёжи, смешного, нелепого, вечно смущающегося дяди Серёжи. Но то, что она их не знала, никак не мешало ей видеть всю сцену отчетливо, вплоть до повисшего кровавого солнца над головой… В дверь постучали — наверное, принесли заказ. Ника вынырнула из своих мыслей, из того страшного и жестокого 2120 года, провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть ужасные кадры только что увиденного немого кино, и пошла открывать. Умытый Кир с чуть влажными, приглаженными зачем-то волосами, в рубашке, наконец-то застёгнутой аккуратно, на все пуговицы, сидел напротив Ники, уткнувшись лицом в поданный завтрак. Молчал и задумчиво водил ложкой по тарелке. Она опять вспомнила ту дурацкую сцену и внезапно подумала, как же это смешно и нелепо. Её невесть откуда взявшаяся ревность, его глупые переживания. Претензии и обиды, абсолютно детские на фоне страшных событий, описанных в старом дневнике… А ведь они же потом как-то поженились — мысль пришла внезапно, и Ника вздрогнула. Они поженились. Её бабушка и дедушка. Родители папы. Та маленькая плачущая девочка, вцепившаяся ручонками в куклу, и молодой Гриша Савельев. Знала ли Никина бабушка об этом, или Кира, её мать, пощадила чувства дочери? Но даже, пощадив, разве могла Кира Ставицкая хоть на миг забыть об этом? |