Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 62 – Ольга Скляренко

— Как же она могла, эта Кира, отдать свою дочь за него? — задумавшись, Ника произнесла свой вопрос вслух и поймала недоуменный взгляд Кира.

— Чего? — он уставился на неё, быстро заморгал ресницами.

— Ну, моя прабабушка, Кира. Которая К. Ставицкая, из дневника. Как она могла отдать свою дочь, мою бабушку, замуж за моего деда Григория. Ведь, получается, что это он, Г. Савельев, на её глазах…

Кир смотрел на неё с таким удивлением, что Ника остановилась.

— Ты что, вчера ничего не понял? Ты вообще слушал, когда мы читали?

Кир мучительно покраснел, заморгал пушистыми длинными ресницами.

— Я… Ника, я слушал, конечно. Но не очень внимательно. И Вера, она так читала… не слишком разборчиво.

— Понятно, — Ника вдруг поняла, что совсем на него не сердится. Ни за те дурацкие трусы, ни за то, что он совсем вчера ничего не слушал.

— Я только понял, что там твой дед, вроде… Он что-то тогда давно совершил…

— Ой, ну и дурак ты, Кир, — вздохнула она. — Ладно, слушай.

И неожиданно для себя начала рассказывать. Не так сухо, казённо, как было в дневнике старого Ледовского, а так, как видела это сама в своём воображении. Начиная с гордой и неприступной женщины, Киры Ставицкой, стоящей и смотрящей на солнце, и заканчивая тем, как молодой Гриша Савельев (ей он почему-то представлялся похожим одновременно и на папу и почему-то вдруг на Кирилла), ворвался в квартиру и убил…

Ника говорила вдохновенно, постоянно поясняя Киру сложные семейные связи, в которых и сама немного путалась, перемежая повествование своими мыслями и эмоциями. Кир слушал внимательно, забыв про еду, остывающую перед ним. Сочувственно кивал, иногда моргал быстро и часто, и по тонкому, как у девочки лицу, пробегала лёгкая тень от его длинных ресниц. Он снова стал похож на того, прежнего Кирилла, которому она когда-то ночью, в заброшенном и вонючем отсеке на шестьдесят девятом, рассказывала про свой мир — огромный хрустальный шар, плывущий над облаками.

— А теперь что со всем этим делать? — спросил он, когда она закончила говорить. — И как все эти события связаны с тем, что сейчас происходит? С убийством Вериного деда, с… покушением на твоего отца.

Кир, как и все остальные, избегал говорить прямо, что её отца нет в живых, так же запинался, как они все.

— Я не знаю. Но ведь должна же быть эта связь. Ведь Рябинин украл дневник — это факт. Значит там что-то такое есть. Мы просто не понимаем. И, наверное, Стёпка прав, надо передать дневник его отцу, пусть разбирается.

При упоминании Стёпки Кир вскинулся.

— Мельникову? Ну, конечно, Стёпка прав! — выпалил он. — А вдруг именно Мельников за всем этим стоит?

— С ума сошёл? — удивилась Ника.

— А почему нет? Почему Мельников не мог? Только потому, что он отец твоего обожаемого Стёпки?

Ника рассердилась. Прежний Кир, готовый рисковать ради неё всем — идти через любые КПП, вооружённую охрану, подниматься наверх, Кир, не боящийся ни деда Веры, ни её отца — тот Кир, исчез, и остался Кир сегодняшний, озабоченный глупой ревностью, страдающий от того, что ущемили его эго, и которому не было никакого дела до её переживаний. Она наклонилась к нему и тихо прошипела:

— Нет, Кир. Это ты хочешь свалить на него вину только потому, что Мельников — отец моего обожаемого Стёпки.

Лицо Кира медленно залила краска. Но сдаваться он не желал.