Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 59 – Ольга Скляренко

Ника осторожно открыла тетрадь, нашла то место, где…

«9 сентября. Получил задание от Совета по ликвидации К. и Л. Андреевых. Взял с собой троих: Пономарёва, Клычко и Савельева».

Ника резко отбросила тетрадь, уставилась в стену, где резвился солнечный зайчик, и впервые за всё это время подумала: «Как хорошо, что папа этого никогда не прочтёт». Подумала и сама испугалась этих мыслей. И тут же на глаза набежали слёзы, заволокли, затуманили, солнечный зайчик расплылся радужным пятном и пропал.

— Ника…

Она резко обернулась. В дверях комнаты стоял Кир, лохматый, в рубашке, застёгнутой не на те пуговицы, с помятым и растерянным лицом.

— Привет, — машинально ответила Ника, и тут же перед глазами встала вчерашняя сцена — пошлая, как в плохом кино. Наверное, где-то даже смешная, хотя смеяться Нике не хотелось, потому что, когда она увидела Кира в одних трусах, высунувшегося из квартиры, ей, наверно, впервые в жизни захотелось его ударить. Сильно, наотмашь, по лицу. Потому что он не оставил ей ни малейшего шанса сомневаться в том, чем именно он занимался с той горничной. И что там вообще за горничная такая, и что там у них было. Наверняка же что-то было.

Эта мысль на мгновение вытеснила из головы Ники всё остальное — мысли об отце, дневник Игната Ледовского, Вериного прадеда, — и Ника разозлилась. Сузила глаза, смерила Кира презрительным взглядом.

— Я сейчас закажу завтрак, — сообщила она ему сухо.

Кир опустил глаза, вспыхнул, пробормотал себе под нос — она едва расслышала, что.

— Я, может, пойду, а Ник? В столовой поем…

— Не говори глупостей, — отчеканила она и, проходя мимо него, бросила ему, как маленькому. — Рубашку застегни, как следует. И причешись уже.

Телефон был в кабинете отца, и Ника поспешила туда. Краем глаза увидела, что Кир поплёлся вслед за ней, на ходу перезастёгивая пуговицы на рубашке. В кабинете Ника набрала номер службы сервиса и, повернувшись к Киру спиной, стала говорить. Она внезапно поймала себя на мысли, что автоматом повторяет заказ, который делала когда-то давно, в прошлой жизни, когда папа был жив, а Кир ещё не успел сказать ей всех обидных слов, добровольно отказываясь от неё. Держа трубку у уха, она повторяла то же самое, слово в слово, и солнечный луч падал под тем же углом на гладкий полированный стол, задевая глубокую царапину с правого края, ту самую, которую она сама сделала маленькими маникюрными ножницами, когда ей было года четыре. Ника тогда сильно напугалась, что папа рассердится — он в тот день о чём-то спорил с дядей Борей, ходил по кабинету, громко что-то доказывая, а она, забравшись с ногами в его кресло, сначала увлечённо рисовала, а потом в её руках как-то оказались эти ножнички, маленькие, блестящие, с опасно-острыми краями. Дядя Боря первым заметил испуг на её лице и, мгновенно сообразив, весело подмигнул, поднялся, встал за спиной, аккуратно вынул острые ножницы из её ручонок и заговорщически шепнул на ухо: «всё нормально, девочка». А потом громко, перебив папу, воскликнул:

— Чёрт, Паша, я кажется тебе тут стол испортил.

Папа резко приблизился, посмотрел на царапину, на притихшую Нику, наверняка, всё понял — папа всегда всё понимал — нахмурился и сказал:

— Вот что ты за косорукий, Боря,

и, отобрав у дяди Бори эти дурацкие ножницы, со всего размаху закинул их в стоящую в углу мусорную корзину.