Книга Лебединая песня мамонта, страница 75 – Елена Логунова

Мне нужен был Леха. В последний раз мы общались с полгода назад – выяснив это по датам переписки в мессенджере, я ощутила укол совести. Но есть связи, которые срока годности не имеют, время их не истирает, и наши с Лехой отношения из их числа.

Мы познакомились лет сто назад (на самом деле – двадцать), когда я еще работала на телевидении и вела «гостевые» программы в прямом эфире. Леха тогда только создал свой поисково-спасательный отряд, и он сразу же прогремел. Ребята быстро и успешно разыскали одного за другим сразу нескольких «потеряшек»: убежавшего из дома подростка, заблудившуюся в предгорном лесу малолетнюю дочь пары неорганизованных туристов и забывшего дорогу к дому дедушку с деменцией.

У Лехи имелась куча полезных навыков и специфических знаний, плюс к тому – искреннее желание помогать слабым и спасать попавших в беду.

Чего у него никогда не было, так это лишнего времени, поэтому я не стала заморачиваться реверансами, просто послала старому приятелю в мессенджер видео Генриха Львовича, дополнив его коротким текстом: «Леш, привет, глянь видос. Задний план. Что скажешь? Чел живой или нет?»

Через пять минут мне в ответ прилетело: «Здоров. Риал видео, не фейк?», потом: «Качество фиговое, лучше нет?» и после: «А в другом ракурсе?»

Я ответила на все вопросы разом: «Нет, нет и нет».

Еще через пять минут, наверняка потребовавшиеся Лехе, чтобы пересмотреть видеозапись, мессенджер снова пискнул, приняв сообщение: «Скорее мертв, чем жив».

Я отправила вопросительный знак, давая понять, что прошу объяснений.

«На ноги смотри, – написал мне Леха. – Они не гнутся. А у парашютистов как? Ты ж прыгала».

Я действительно прыгала с парашютом. Один-единственный раз в жизни. Зачем – до сих пор не понимаю, хотя задаваться этим вопросом (в крайне ругательной формулировке) начала с того самого момента, как оказалась в воздухе. По сторонам я тогда не смотрела, падала, зажмурившись, поэтому как выглядят конечности летящих рядом, не помнила.

Пришлось залезть в интернет и глянуть ролики по запросу «Ноги парашютистов в полете».

Стало понятно, что имел в виду Леха.

У парашютистов на видео в интернете ноги были согнуты в коленях, а у персонажа на записи Генриха Львовича – прямые как палки.

«Может, высота не та?» – написала я Лехе.

Есть же, наверное, разница между свободным падением с двух километров и с десятого этажа.

«И он босиком», – пришел ответ моего эксперта.

Тут уже мне пришлось пересмотреть видеозапись и подумать.

Действительно, как это я раньше не обратила на это внимания? Ступни выпавшего из заброшки персонажа были маленькими и белыми. Качество видео, снятого с большого расстояния, не позволяло разглядеть, босиком он или просто в светлых носках, но никакой обуви на нем точно не имелось. Кроссовки или ботинки смотрелись бы заметным утолщением на ногах.

И что из этого?

Разве не мог самоубийца перед прыжком разуться? Рюкзак же оставил.

Но он не разделся, значит, не ассоциировал предстоящий полет с прыжком в воду, тогда зачем было разуваться?

И – кстати! – никакой обуви на десятом этаже не нашли.

Может, ее утащил залетный бомж?

Но тогда почему он не унес и рюкзак, о котором Чайковский обмолвился, что тот хороший, недешевый – из натуральной кожи?

А вот если вниз летел не живой человек, отсутствие у него обувки можно объяснить.