Книга Лживые свидетели, страница 91 – Марина Серова

Увидев меня на лобовом стекле, Григорий сделал несколько виражей из стороны в сторону, намереваясь сбросить меня. Один раз ему почти удалось это сделать. Я почти слетела с капота и ощутила, как моя левая нога ударилась о левое переднее колесо. Я подтянулась и снова легла на капот. И в следующую секунду Ремесленников крутанул руль вправо. История повторилась, только теперь я сползла вправо. Однако я упрямо полезла наверх, и снова удалось закрепиться на капоте.

Я, конечно, понимала, что долго такие трюки продолжать не смогу. Сил у меня на подобные цирковые номера почти не оставалось, ведь, несмотря на каждодневные тренировки на выносливость и гибкость, всему есть предел. Необходимо было что-то предпринимать.

Тут я увидела, что Григорий ведет свою машину в непосредственной близости от того места, где я припарковала свою. Я выждала подходящий момент и, сгруппировавшись, мягко соскользнула на землю. Я тут же рванула к своей машине, рывком открыла дверцу и надавила на газ. Ремесленникову удалось оторваться от меня совсем чуть-чуть. Я развила предельную скорость. Я знала, что вскоре должен был быть поворот на основную трассу, ведущую в Тарасов. Я начала теснить машину Григория, то вплотную прижимаясь к ней, то давая некоторый простор, но тут же вновь наступала, понуждая остановиться. Ремесленников, стиснув зубы, упорно рвался вперед. Перед поворотом в очередной раз прижала его, царапнув бампером.

И вдруг машина Григория, непонятно по какой причине, остановилась. Может быть, закончился бензин? Это было мне на руку. Однако мужчина тут же открыл дверцу машины, выскочил из салона и бросился бежать. Я тоже выскочила наружу и бросилась в погоню. Мне удалось его настичь не сразу. Было видно, что шофер покойного Пантелеймонова — тренированный и сильный мужчина. Тем не менее он допустил оплошность. Я провела подсечку, а затем, развернувшись в прыжке, — свой коронный удар пяткой правой ноги. Григорий свалился вперед и попытался вывернуться из моего захвата, который последовал сразу же вслед за проведенным приемом, но тщетно.

Я мигом достала наручники и, заведя мужчине руки за спину — благо он лежал на животе, — сковала их «браслетами».

— Не ожидала от вас, Григорий Алексеевич, не ожидала, — повторила я. — Как же так? Ведь это вы нашли своего босса убитым и позвонили в полицию. Уж на кого на кого, а на вас я подумала в последнюю очередь. Когда выяснила, что у вас, как, впрочем, и у всех, кто находился рядом с Константином Пантелеймоновым, имелся мотив желать ему смерти. Ладно, мы сейчас с вами поедем в Управление полиции, и вы дадите показания.

Григорий Ремесленников только заскрежетал зубами:

— Вы ошибаетесь, Татьяна Александровна, вы очень ошибаетесь, потому что я не убивал босса.

— Вот как? Ну что же, об этом вы расскажете в Управлении. Под протокол.

В Управлении полиции Григорий Ремесленников сказал, что хотел убить Константина Пантелеймонова:

— Это правда, что я планировал убить босса. Но только потому, что не видел выхода из сложившейся ситуации. А она была такая же, как и тогда, много лет назад. Да, тогда у нас с боссом был договорной заезд, и я проиграл ему тот этап. Специально, согласно устной договоренности. Думал, что обойдется. Как и не раз обходилось. Мало ли раз я кубарем скатывался с лошади и все мне сходило с рук, отделывался легким испугом и парой синяков и царапин. Но то было совсем другое. Тогда не было этих позорных «договорняков». Я это понял, когда оказался на больничной койке и шаг за шагом восстанавливался, преодолевая боль. Но жизнь мне босс тогда сломал. Будущее, карьера, которую мне прочили, — все пошло прахом. Однако я пересилил себя и свою обиду на босса. Подумал, что ведь я тоже принимал решение поддаться, значит, часть ответственности лежит и на мне. В общем, пережил я все, простил и отпустил. Но сейчас речь шла о моем сыне. Ведь босс собирался и с ним поступить так же, как и со мной тогда. И жизнь моего сына, и его будущее тоже были бы поставлены под угрозу. А босс и его приятели получили бы деньги. Много денег. Я должен был защитить своих родных. Арсений не стал бы соглашаться на свой заведомый проигрыш. Но его бы не оставили в покое, стали бы угрожать, шантажировать жизнью близких. И в конце концов они бы добились своего. Я не имел права допустить этого.