Книга Смерть и креативный директор, страница 30 – Рина Осинкина

Девочка вздохнула снова, и Олеся оторвалась от планшета. Вздохи предназначались ей – это несомненно. Она повернула голову выяснить, что же произошло, и поняла, что у человека трагедия. Иначе как объяснить понурую позу и покрасневший нос, если только не большой бедой?

Соседка по скамейке тоже на нее посмотрела, и, помедлив, спросила тоненьким голосом:

– Вы не могли бы ее починить?

Она протянула Олесе пластмассового игрушечного единорога с крыльями, довольно крупного, но с заметным изъяном: рог во лбу волшебного существа, долженствующий задорно торчать вперед и кверху, был почти оторван и покачивался на узенькой перемычке, демонстрируя в своем основании смятый катышек розовой жевательной резинки, не справившейся с функцией монтажного клея.

Олеся игрушку приняла, осмотрела повреждение, сказала с сочувствием:

– Да, проблема. Единорог должен быть с рогом. Без рога он не единорог, а пегас какой-то.

– Это принцесса Селестия! Аликорн! – возмущенно проговорила девочка. – А вовсе не единорог!.. И уж точно не пегас. У нее магия, знаете какая мощная?

Наткнувшись на недоуменный взгляд безграмотной тети, она умолкла, обиженно поджав губы.

– А, это аликорн оказывается! – воскликнула Олеся, исправляя оплошность. – Ситуация серьезнее, чем я думала. Только вот как ему помочь?! Ей, то есть…

– В том-то и дело, – вздохнула девочка.

– Хотя, я бы попробовала, – задумчиво произнесла Олеся. – Но потребуется время, чтобы клей схватился. И, наверно, придется вокруг рога накладку сделать. У меня есть оберточная бумага малинового цвета, как фольга почти. Вырежем в форме звезды заплаточку, и твой аликорн станет еще круче.

– Но бабушка же увидит! Заплатку эту! И поймет! И ругаться будет!

«Сейчас заплачет», – подумала Олеся.

Девочка не заплакала. Забрав из Олесиных рук игрушку, проговорила деловито:

– Я скажу, что рог Плюшка отгрыз. Своего Плюшика баба Аня любит. Поругает немножко, тапкой нашлепает, а потом еще и извиняться будет.

– Кот?

– Да нет. Собакен. Похож на пуделя. Но бабушка считает, что он пудель и есть.

– Как-то это не очень благородно… – неуверенно произнесла Звягина.

– А что делать? Если я признаюсь, что один дурак игрушку сломал, то Ваньке мало не покажется. Бабушка тут же его папке позвонит, и ему трепака зададут, я знаю, он рассказывал.

«Ну и правильно! Не накажут – опять чужие вещи ломать будет!» – собралась возмутиться Олеся, но прикусила язык.

Она не была готова ответить, насколько это педагогично: задать трепака за сломанную игрушку вместо того, чтобы вместе с хулиганистым отпрыском ее починить.

Она спросила:

– Ты в этом доме живешь?

– Угу. Уже почти два месяца. Вы бабы Анина соседка, – крутя аликорна в руках, ответила девочка. – Ее квартира на четвертом. У папы много работы сейчас, он летний отпуск не смог выправить. Меня к бабушке отправил. На передержку.

На передержку? Горький юмор обиженного ребенка, или девочка просто повторила чьи-то слова, не подразумевая в них желчной окраски?

Олеся спросила:

– Значит, я для тебя не совсем незнакомый человек?

Девочка хихикнула:

– Нет, конечно. Баба Аня один раз даже с тетей Лидой из второго подъезда про вас поспорила. Вы не знаете, кто такое «вековуха»?

– Это про меня так твоя бабушка выразилась? – невесело поинтересовалась Олеся, припоминая пожилую даму, грузную и с мрачным выражением на лице, с которой иногда сталкивалась у мусоропровода.