Онлайн книга «Пиковый туз»
|
Сыщик поднял увесистый камень с острым, будто надорванным, краем. Спрятал в левом кулаке. Вовремя. – Добегался? – рыкнул косматый привратник. – Вяжи его, робяты. Два крепыша в фиолетовых ливреях сопели и похрюкивали от недавней гонки. Тот, что темнее волосом, косил глазами и сжимал короткую дубинку. Второй, блондин, поставил на землю фонарь и начал разматывать веревку. Мармеладов подпустил их поближе, а потом, неожиданно, запричитал: – За что вы, люди добрые, задумали меня пытать да калечить? Неужто я вам, касатики, зло какое содеял? Отпустите меня на волю вольную, век за вас моли… Ударил он на середине слова. Прием этот зовется «шарманкой», его часто используют в сибирских острогах, если приходится драться одному против многих. Прикинься трусом, скули плаксиво. Соперники чуть расслабятся, начнут глумливо кивать головой в такт жалобной «песне», теряя бдительность. В этот момент «шарманщик» и бьет – без замаха, не докончив фразы. Острый камень с хрустом смял правую ключицу косого. Рука повисла плетью. Слуга завопил и выронил палку, стал заваливаться на бок. Очень удачно! Сыщик швырнул его под ноги белобрысому, тот споткнулся и упал. Надо поскорее добавить коленом по бритому затылку… Вот так! Бугай потерял сознание, задавив компаньона своей тушей и мешая тому подняться. – Ах, сволота! Ловко ты их врасплох поймал, – хмыкнул привратник. – Сиделец, значит. Пошто же тогда с каплюжниками[109]связался? Паскудно это. Ну, поглядим, смогу ли я тебе шкуру попортить. Сплюнул презрительно и вытянул из-за голенища нож с изогнутым лезвием. В медвежьей лапе он казался игрушкой, годной лишь перья очинять да кожуру с яблок чистить, но иным для смертоубийства и гвоздя довольно. Мысли скакали, как блохи, перепрыгивая друг друга, в суматошной чехарде мелькали обрывки смысла. Гвоздь? Гвоздь! Доставай из кармана. Стой, стой! Нельзя резаться в ближнем бою. У противника руки длиннее, да и весу поболее на два пуда[110]. Заграбастает в объятия, не вырвешься. Мармеладов наклонился, чтобы взять дубину, но в последний миг передумал. Палка годится толпу разгонять – вдаришь по скоплению людей и все едино кого-нибудь заденешь. Но в драке один на один, скорее веревка выручит. Поднял. Пропустил между пальцами. Грубая, пеньковая. Локтя[111]три длиной. Нужно узел посредине завязать. На память, да-да. Вечная память… Здоровяк приближался не торопясь, бочком обходил копошащихся на земле подельников. Опытный боец не кинется в схватку, очертя голову. Пусть сопливые мальчишки сшибаются лбами, катаются в пыли и тузят друг дружку в пол силы. Или заскучавшие мужички выходят на Масленицу – стенка против стенки, – да и машут кулаками, куда попало. Такие драки шумны, неистовы, но не опасны. Пустят кровавую юшку, может, пришибут слегка. Не до смерти же, право слово. А серьезному поединщику хватит двух-трех ударов. Холодных. Расчетливых. И этот примерялся, выписывал клинком по воздуху размашистые ижицы. Но внезапно пнул ногой, метясь в колено, уже и без того ушибленное во время падения с крыши. Сыщик не устоял, рухнул на четвереньки. – Выкуси! – косматый добавил сапогом по ребрам. – Я подлых приемчиков знаю поболе твоего, баляба! Мармеладов жадно разевал рот, но вдохнуть не удавалось. Боль выжгла почти всех блох в голове, остались самые назойливые мысли. Первая: лишь идиот захочет переживать подобное снова и снова, пусть это в итоге и приведет к неземному наслаждению. И вторая, куда более важная, отозвавшаяся зудом в ободранных о скрученную веревку пальцах: прежде чем ответить, выжди момент. Считай до трех. |