
Онлайн книга «Гремучий студень»
— Лукерья Дмитриевна! — Сыплют внутрь картечь вперемешку с толченым стеклом… — Избавьте от подробностей. — А? Да, конечно… Простите, — журналистка закусила губу. — У меня просто в голове не укладывается, что люди, поставленные охранять закон и порядок, готовы идти на подобную жестокость. — Не так страшен дьявол, как ангелы, с пеной у рта сражающиеся за правое дело, — Мармеладов отхлебнул из чашки, поморщился. — Чай простыл. Хотите еще? Он приоткрыл дверь и позвал: — Серафима! Из коридора послышалось недовольное ворчание. — Ой, да когда же вы утихомиритесь? — Скоро, миленькая. Скоро! А пока что принеси еще кипятку. Лукерья в это время отошла к окошку и в задумчивости водила пальцем по стеклу. Не поворачиваясь к сыщику, спросила: — Знаете, как Рауф взорвал жандармское отделение? Он влез на второй этаж, в кабинет офицера, привязал его к стулу, вспорол несчастному живот… И вложил бомбу, — она говорила с паузами, пытаясь побороть подкатывающую к горлу тошноту. — Офицер кричал благим матом, к нему сбежались все жандармы. Увидели кровь, попытались перевязать рану… И тут громыхнул взрыв! Но Бойчук задумал нечто еще более страшное… Журналистка резко обернулась и подошла к Мармеладову. — С недавних пор он везде похваляется, что еще до нового года убьет императора. — Разве не все бомбисты хотят этого? — переспросил сыщик. — Вовсе нет. Представьте себе, народовольцы до сих пор не имеют общего мнения по данному вопросу. Много спорят, да все впустую. Но даже те, кто желает смерти Александру Николаевичу, не испытывают к нему неприязни. Они признают, что это лишь жестокая необходимость. Они готовы метнуть бомбу в символ самодержавия, а не в человека. Бойчук же переполнен столь жгучей ненавистью к императору, будто тот лично обидел его. Сыщик помолчал немного, раздумывая о последствиях следующей фразы, но все же решился: — Лукерья Дмитриевна, вы всегда ратовали за то, чтобы журналисты в своих суждениях не были предвзятыми. Полностью разделяю эту точку зрения. Но заметно, что эту ситуацию вы принимаете чересчур близко к сердцу. В ваших словах о Бойчуке чувствуется откровенная неприязнь. — А я и не скрываю своей ненависти, — она яростно топнула каблучком. — Вы такой умный и проницательный. Неужели не понимаете? Неужели вам нужно все объяснять? Это бомбисты Бойчука кинули три бомбы в открытые окна конторы обер-полицмейстера на Волхонке. Это его люди убили моего жениха! Лукерья почти прокричала это, а потом резко сорвалась на шепот: — Нельзя сказать, что я любила его, но все-таки, приятные чувства… — Вы сказали — убил? Стало быть, Прохор Степанович… — Скончался в больнице. Вы не читали в «Известиях»? В некрологе нет ни слова про взрыв, но… Она отвернулась и заплакала. — Луша… Сыщик обнял ее вздрагивающие плечи. Девушка доверчиво потерлась затылком о его небритую щеку, прижалась всем телом. В ее движениях было столько робости, обычно не присущей этой взрывной и решительной особе, что Мармеладов на секунду растерялся и замер, не находя нужных слов. Именно в эту секунду и распахнулась дверь. — Фу-ты, ну-ты! — прошипела Серафима. — А я гляжу, у вас тут и без кипятка пар идет! Мармеладов приложил палец к губам, но служанка сделала вид, что не заметила. Она поставила на стол кружку с горячей водой и сложила руки на груди. |