Книга Жемчужина фейри. Книга 2, страница 50 – Галина Чередий

– Ты ведь нагло мною манипулируешь, – произнесли губы, чьи манкие очертания вряд ли повторил бы и самый гениальный скульптор или художник, и Снежка сдернула рубашку с чужого плеча через голову, а я тут же отзеркалил ее действие. – А еще ты похотливая скотина, нарцисс и эгоистичный козлище.

– Имеет ли все это значение, если ты все равно желаешь меня такого? – повел плечами, бессовестно наслаждаясь-купаясь в ее разжигающем меня внимании.

– Прямо сейчас – нет. Так же, как во сне, – ка-хог дернула ремень на штанах, в которые я сам ее и обрядил, и качнула бедрами, ускоряя их путь к ее ступням. – Понимаешь?

– Безусловно, – ответил вмиг просевшим голосом и солгал. Способности что-либо понимать или воспринимать во мне стало катастрофически мало, и этот процесс быстро прогрессировал.

– Но тебе ведь плевать, так? Именно это и имеет значение для тебя? – Снежка подняла руки, коснулась тонкими, чуть ли не полупрозрачными пальцами своих губ и скользнула ими вниз. По изящной шее, ключицам, а потом обхватила ладонями свои груди, сжав их, и меня покачнуло, в горле завибрировало от животного рыка, а вдоль позвоночника вниз хлынула река лютого пламени. – То, что ты всегда получаешь желаемое здесь и сейчас?

Жидкий огонь в мгновенье залил мои чресла, сделав твердым до мучительной боли, и пыхнул взрывом обратно к мозгу, затопляя похотью выше макушки, но что-то в тоне и словах моей жемчужины заставило остаться на месте, а не содрав штаны кинуться на нее.

– Мое желаемое совпадает с твоим желаемым, вот, что имеет значение сейчас.

– Слова-слова, Алево, ими ты кого хочешь заморочишь и вывернешь всегда в свою пользу, – усмехнулась она и, не попробовав воду, присела и соскользнула в купальню. Тихо охнув, нырнула с головой, а вынырнув, тряхнула волосами, обернулась и раскинула руки, открываясь вся моему пожирающему взгляду, посмотрела снизу вверх с приглашением или даже вызовом.

Жар вожделения, воцарившийся в моем сознании, побагровел, подергиваясь отзвуком какой-то тревоги, но ничуть не притух. Снежка права: какая разница как ты получаешь то, чего алчешь, и что потом, если вот оно, зверски желаемое, сейчас перед тобой.

Содрав с себя остатки тряпок, я нырнул к ней, огладив сначала ступни под водой и медленно поднялся вверх, вылепливая ладонями ее изгибы, от которых дурел. Захватил теперь сам щедрую упругую плоть груди, сжимая и дразня большими пальцами быстро расцветающие розовым соски. Слизал-собрал губами дорожки воды на шее, чуть боднув и заставив мою ка-хог откинуть голову. Снежка протяжно вздохнула, опуская свои ресницы – белые стрелы в искрах мельчайших капель, и покорилась, открывая и давая мне добро на все. И я этим позволением намерен был по полной воспользоваться… или насладиться.

Я не целовал – вкушал вкус и аромат роскошной кожи моей ка-хог. Или скорее уж жадно жрал, варварски поглощал, вбирал в себя все мною же порожденные ею стоны, торжествуя от этого, но и зверея еще больше. Стискивал, оглаживал, растирал Снежку по себе, толкаясь между ее ног, распаляя и распаляясь, позволяя обоим только краткие передышки на вдох. Я уже был почти в ней, владел, сотворял бесстыжими ласками всхлипы, стоны, дрожь, но ощущал только все более лютый голод. Настоящий плотский голод. Чистый, животный, такой, какого не чувствовал уже… бездну времени. Никакой игры, изысканного разжигания для партнерши и, самое главное, для себя самого. Никакого контроля над происходящим, управления степенью и накалом ощущений, вечного отстраненного моего торжества властью на чувственностью партнерши. Никаких попыток достичь еще большей остроты или направить общую страсть другим, более будоражащим руслом. Просто поцелуи, просто ласки, сплетающиеся и трущиеся друг об друга наши тела, просто наслаждение, переливаемое без преград и фильтров из губ в губы и, чудится, из сознания в сознание. Когда и с кем у меня последний раз было так просто и настолько восхитительно жарко при этом? Когда, получив женщину в свои объятия, я ощущал, что держу в руках все, чего желаю? Все. Настолько все, что меня вновь, как уже было однажды, но куда как сильнее, пробрало до самых глубин нутра острым импульсом паники.