Книга Китайская гувернантка, страница 92 – Марджери Аллингем

Люку пришло в голову, что этот человек никогда раньше не рассказывал эту историю; он мог видеть, как ее реальность заново осенила его, даже когда он говорил.

“Я помню, наступила бесконечная пауза”, - тихо сказал он. “И провода были полны голосов, как будто кто-то вслушивался в мир, а потом они спросили, не я ли муж, и когда я сказал им, что я был, они сказали, что боятся, что у них плохие новости. К этому времени грузовики тронулись, и Рейс потянул меня за тунику. ‘Насколько плохо?’ Спросил я. ‘Мне жаль, - голос был добрым, но сладким-сладким, если вы понимаете, что я имею в виду, ‘ она мирно скончалась десять минут назад ’. Я просто повесил трубку ”.

Глаза, которые встретились с глазами Люка, все еще были изумленными. “Я только что повесил трубку”, - повторил он. “Я вышел с рейсом, и мы побежали за транспортом. Мне даже в голову не приходило, что у нас мог быть ребенок, пока несколько дней спустя мы не оказались во Франции ”.

Люк заговорил не сразу, и в комнате, которая слышала много историй о человеческой неполноценности, было тихо и дружелюбно.

“Что вы слышали от тети?” - спросил он наконец.

“Ничего. Я написала ей, но ответа не было, а когда, наконец, я вернулась очень долгое время спустя, не было никаких признаков ни ее, ни дома. Вы даже не могли видеть, где это было. Я узнала, что вскоре после начала боевых действий была эвакуирована вся улица. Власти были в ужасе от трутниц и очистили их, как только смогли. Однако поначалу налетов не было, и к тому времени, как упали бомбы, многие люди просочились обратно, так что пожилая леди, возможно, ушла со своим домом. Ей это понравилось. Это было не так плохо, как большинство на Терк-стрит. Он пожал плечами. “В любом случае, я так и не получила ответа, и в больнице меня просто направили к ней как к ближайшему родственнику. Это было разрешено для пострадавших в начале войны, и хотя они подтвердили смерть моей жены при родах, в бланке ничего не было о ребенке ”. Он неловко заколебался. “Я — я не настаивал, ты знаешь”, - сказал он, все еще удивляясь собственной неадекватности. “Я принял двойную смерть и выбросил ее из головы, как… как зрелище, увиденное в бою. К тому времени со мной уже кое-что происходило, и, полагаю, я тоже не хотела знать. Нас послали в Канаду, и я вернулся штурманом. У меня была самая бесславная война. Обучение обошлось стране в целый пакет, и я отправился в свой первый рейд, был сбит и попал прямо в беду. Мне потребовалось два года, чтобы сбежать ”. Он коротко рассмеялся и покачал головой. “Так вот ты где”, - сказал он. “Этот старый неженка Юстас Киннит раздражал меня сегодня утром. Он сказал что-то о романтической истории, рассказанной мальчику медсестрой. Боже мой! Ни одна медсестра не сочинила сказку, похожую на настоящую. Ну, вот и все, вкратце. Вы можете догадаться, что произошло, когда я наконец вернулась. У меня была ревматическая лихорадка, когда я была в реанимации. и на душе у меня было радостно”.

“Твой бывший босс выполнял важную работу и мог бы использовать тебя”. Люк едва ли воспринял это как вопрос. Это было самое естественное развитие событий, история тысяч молодых людей, которые рано пали жертвами войны, полной огромных движений и перемен. “Где тогда находились фабрики Boxer & Coombe?”