Книга Манящая леди, страница 60 – Марджери Аллингем

“Тонкер, если бы ты достала из амбара одну из этих ягодиц, ты могла бы показать Руперту именно то, что ты хочешь. Здесь больше ничего нет”.

“Очень хорошо”, - любезно согласился он. “Но я хочу посмотреть вещи Джейка. И они должны, повторяю, должны увидеть секрет”.

Он ушел, забрав Руперта с собой, а остальные пошли дальше.

“Что это?” - внезапно спросила Аманда. “Это одна из картин твоего отца, Минни?” Ее остановил небольшой портрет, который сильно отличался от всего остального на выставке, даже рамкой, выполненной в стиле бескомпромиссного эдвардианского барокко. Это была голова мужчины на фоне мятой бумаги. Лицо не было особо выделяющимся, поскольку представляло собой типичную маску двадцатого века, коротко остриженную и выбритую. Подбородок был упрямым, а маленький поджатый рот улыбался с легкой жалостью, что приводило в замешательство. Но выдающимся качеством работы был безжалостный мужской яд, с которым она была выполнена. Мистер Кэмпион уставился на нее. Он почувствовал, что знает этого человека, и ему пришло в голову, что это, должно быть, одна из самых известных работ старого Строу. Минни стояла, задумчиво глядя на нее.

“Ужасно, не правда ли?” - сказала она наконец. “Я сделала это”.

“Но кто это?” Аманда была озадачена не меньше Альберта и точно так же.

“Модель”. Минни ясно дала понять, что не собирается вдаваться в подробности. “Она принадлежит ему, и он в восторге от нее. Он одолжил ее мне, чтобы показать. Ей уже несколько лет ”. Ее фыркающий смех снова застал ее врасплох. “На самом деле ничто так не помогает избавиться от подобных мыслей, как творческая работа”, - неожиданно заметила она и пронеслась через комнату к противоположной стене, где во втором ряду ламп с капюшонами были выставлены картины Джейка Бернадина - полдюжины очень маленьких полотен и одно среднего размера.

Мистер Кэмпион задержался и все еще хмурился, пытаясь вспомнить, когда несколько секунд спустя присоединился к остальным. Минни и Аманда рассматривали маленькие холсты, когда он подошел. Они были очень-очень маленькими, некоторые размером с почтовую открытку, и были нарисованы с близорукой тщательностью повсюду, в каждом углу и, что вызывало беспокойство, возможно, с обратной стороны. Большая картина была в точности такой, как описывал Уэсти, за исключением того, что серый фон вообще не был нарисован.

“Это линолеум”. Минни осторожно дотронулась до него указательным пальцем для пробы. “Какая милость. Я боялась, что он подкрашивался. Если существует его оригинальное полотно, я смогу достать его, или Эмма сможет. Боже мой, я надеюсь, что бедная улитка была мертва ... Почему, Тонкер!” Ее последнее восклицание было ответом на свирепый раздирающий звук, который раздался прямо у нее за спиной и сопровождался восхищенными визгами Руперта. Все трое обернулись и оказались лицом к лицу с создателем глюбалюбалума и его инструмента.

Было много попыток описать глюбалюбалум, и даже та, которая была представлена в Патентное бюро, не была особенно успешной. Как указала Тонкер, он был очень большим. Это тоже было очень просто, по сути, представляло собой очень длинную трубку с огромным рожком на одном конце и пробкой на другом. Между ними были, так сказать, отступления. Газета, которую ее недоброжелатели называют Daily Bibful, однажды наняла психиатра, чтобы объяснить своим читателям механизм их собственной реакции на это, но статьи не были убедительными. Только в Оксфорде было замечено, что поза человека, играющего на глюбалюбалуме, очень близко соответствует позе центральной фигуры "Лаокоона". Дети, с другой стороны, сразу заметили, что его истинное очарование заключалось в том, что он явно вышел из-под контроля.