Книга Патологоанатом. Истории из морга, страница 68 – Карла Валентайн

Ситуация в «Метрополитен» неизбежно должна была какое-то время казаться мне странной и необычной. Одним из неприятных открытий стала одна вещь, характерная для Лондона (или, может быть, только для моей новой работы) – это постоянное употребление нецензурных слов. Я привыкла к тому, что эта брань во время ссоры заставляла замолкать всю компанию. Но в «Метрополитен» нецензурно выражались на каждом шагу и в любой ситуации. К этому я так и не смогла привыкнуть.

Я не знаю, каково это – иметь детей, но думаю, что я приобрела некоторое представление об этом, поработав в госпитале «Метрополитен». Идя туда работать, я знала, что там работают одни мужчины, но в отличие от смешанного состава, работавшего во временном лагере в Лондоне, здесь положение было совершенно иным. Было слишком много тестостерона в тесном замкнутом пространстве. Из младших техников Джош был постарше и привносил в обстановку некую толику рассудительности и здравого смысла, но Райану надо было всегда проявлять свою самоуверенность. Я мысленно называла их «трио террористов» (из их списка я исключила Джоша), хотя все четверо приходились друг другу либо родственниками, либо близкими друзьями, которые знали друг друга, как облупленных. В результате они составляли замкнутую группу, куда посторонним, в том числе и мне, вход был строго воспрещен. Для них я оставалась аутсайдером.

Кажется, я никогда в жизни не находилась внутри такого сплоченного, чисто мужского коллектива, и было понятно, что неизбежно настанет момент, когда у меня возникнут большие проблемы. Я была для них слишком ранима и уязвима. Хотя я обладаю достаточно твердым характером, среди этих мужчин я чувствовала себя хрупким цветком. Я просто попала в неподходящую для меня ситуацию. По этой причине, когда я оглядываюсь на время своей работы в «Метрополитен» среди этих «веселых» мальчиков, я стараюсь думать о них хорошо, несмотря на все их выходки. Они постоянно всех подначивали, плоско шутили, не думая о том, что их шутки могут оскорбить человека, неважно, работающего с ними или постороннего.

К нам часто приезжал агент одной похоронной конторы. У этого человека была покалечена и изуродована рука. Двое моих коллег, ведя с ним разговор и стараясь сохранить вежливость, тем не менее, все время старались употребить слово «рука», словно соревнуясь, кто из них произнесет его чаще.

– Тут я могу предложить тебе руку, – говорил один, интонацией выделяя это слово.

– Нет, не надо. Думаю, что он и сам настолько рукастый, что справится, – отвечал другой, гнусно подмигивая.

– Ну, если ты передумал, то мы все положим руки на стол, – говорил на это первый.

Я понимала, что агент прекрасно видел, что над ним издеваются, старался не обращать внимания на придурков и быть выше их, но ему, должно быть, нелегко давалось это спокойствие. Мне было плохо, и не столько от работы, сколько от общей неустроенности, вечной суеты и беспокойной атмосферы. Это был какой-то коктейль сплошного негатива. Может быть, я, действительно, попала на индейское кладбище? Через два месяца я смогла снять себе дешевую квартирку в Лондоне, у станции метро и в десяти минутах ходьбы от «Метрополитен». Прощание с ГУЛАГом приободрило меня, но все же я продолжала и теперь делить жилье с чужими людьми – из-за высоких цен на съемное жилье в Лондоне. После того, как я привыкла жить в Доме Розы, то, что происходило со мной теперь, было падением по лестнице вниз.