Книга Легенда о мертвой Джинни, страница 64 – Энни Кей

– В своем кабинете? – Почему-то казалось, что миллионеры непременно стреляются в своих кабинетах, сидя в огромных кожаных креслах за массивными дубовыми столами.

– Нет. Это произошло в комнате Джинни. – Голос его оставался по-прежнему нейтральным.

Я понимающе кивнула.

– Хотите посмотреть? – неожиданно добавил он.

– На что посмотреть? – осторожно спросила я, чувствуя, как поднимаются волоски на руках.

Генри улыбнулся:

– На комнату. Бог мой, Маделин, вы тоже считаете меня свихнувшимся Харди, да?

Мне стало ужасно неловко. И хотя было темно, а Хэллоуин не позволял расслабиться совершенно, не хотелось показывать Генри, что я чего-то боюсь, а тем более что боюсь его.

Он поднялся и протянул руку, чтобы забрать мой бокал. Подлил в него шампанского, и мы двинулись на третий этаж.

Наступая на каждую ступеньку, я не могла отвести взгляд от места смерти Джинни Харди. Интересно, самоубийцы задумываются о том, какую травму наносят своим близким? Если бы Джинни знала, до чего ее смерть доведет родителей, поступила бы она так же?

Генри поднимался почти бесшумно передо мной и на злополучную балку не смотрел. В конце концов, он видел это место уже столько раз.

С первого этажа третий смотрелся в целом не очень высоко, но опоясывающие периметр центральной башни лестницы казались бесконечными. Чем выше мы поднимались, тем темнее становилось. Я уже скучала по полумраку каминной.

Генри внезапно свернул на площадке влево и сразу же открыл дверь. Выходило, Джинни совершила прыжок, находясь в нескольких метрах от своей спальни.

Я ожидала, что ее комната пустует или мебель в ней закрыта мягкими чехлами. Но то, что я увижу живую, теплую комнату девушки, стало для меня абсолютным сюрпризом.

Приглушенный, свойственным спальням свет наполнил розовую комнату. Не приторно-розовую а-ля Барби, а нежно-розовую, пастельную. Белая кровать с балдахином делала комнату еще более викторианской и еще более игрушечной. Покрывало на ней было стегано замысловатыми узорами. Вокруг на многочисленных поверхностях – комоде, тумбочках, подоконниках – стояли фигурки, баночки, флаконы и бутыльки. Мягких игрушек я нигде не увидела, что полностью вязалось у меня с образом Джинни, рано ставшей взрослой. Огромный, уходящий в высокий потолок ряд книжных стеллажей с красивой лестницей рядом с ним подходил ей гораздо больше.

Полка на уровне глаз была заполнена блокнотами разных цветов в твердых обложках.

Пока я расхаживала по комнате, как по музею, Генри наблюдал за мной, стоя у двери. Но когда он заметил мой интерес к блокнотам сестры, сразу сказал:

– Да, вы можете взять и посмотреть.

– Спасибо, – прошептала я, словно мы находились в библиотеке.

Я взяла блокнот наугад, из середины полки. На его лакированной обложке красовался осенний лес. На клетчатых листочках, ставших шершавыми от времени, как листья в гербарии, маленькая еще Джинни Харди писала о своих школьных днях, прогулках с Мэри, походах в церковь, прочитанных книгах. И почти каждый день прямо здесь, в дневнике, писала стихи. Они были теплые и светлые, радостные и словно струящиеся по страницам. Джинни не было чуждо и рисование: почти все листы украшали небольшие скетчи в тему или просто цветы и листья, маленькие синие ягодки, которые, кажется, она любила изображать больше всего остального.