Книга Поглощенные туманом, страница 42 – Нана Рай

Тихий смех срывается с губ, и Ника облегченно подходит к нему. Касается пальцами кружевного тюля, щурится от раннего солнца, которое, несмотря на туманную дымку, больно ранит взгляд. И сердце ухает вниз.

Ника рывком отбрасывает тюль и прилипает лицом к стеклу. От горячего дыхания на нем остаются запотевшие пятна. За окном балкон. Тот самый балкон из кошмарного сна. И вид открывается на город. Современный город, а не крохотную деревушку на пустынном берегу моря. Словно воочию Ника вновь видит Бернардо, склонившегося через каменный парапет. А ветер неистово треплет в его руке клок воздушного платья Джульетты.

Это не сон. Ника не могла придумать балкон, о существовании которого не знала. Не могла…

– Ника! Вы так рано встали сегодня.

Сердце чуть не выскакивает из груди, когда Ника слышит бархатный голос Паолы. Она резко разворачивается и прижимается спиной к холодному окну. Растерянно приглаживает мокрые волосы, нащупывает растрепанный пучок. Смущенно тянет вниз рукав просторной мужской рубахи.

Паола с хитринкой осматривает ее необычный вид. Конечно, по сравнению с элегантным брючным костюмом графини кораллового цвета, наряд Ники кажется более чем неординарным.

– Это рубашка отца, я часто надеваю ее, когда занимаюсь печатью фотографий, – смущенно бормочет Ника.

Она сама не понимает, зачем объясняет женщине.

– Как мило. – Паола сияет улыбкой.

Она подходит ближе и выглядывает в окно, прикрывая глаза тонкой кистью с длинным французским маникюром.

Ника глядит на круглые электронные часы, которые висят над потухшим камином и совершенно не вписываются в антураж. Еще нет даже восьми утра.

– Скажите, – она снова поворачивается, – почему на этот балкон не выйти?

– Вы встали так рано ради этого? – смеется Паола, но постепенно ее взгляд тускнеет.

Она задумчиво дергает себя за черный локон, и Ника отмечает удивительное сходство с Джульеттой. Юная графиня выглядела бы так же в возрасте Паолы.

– Это одна из мрачных историй нашей семьи, – продолжает женщина. – Кажется, в начале восемнадцатого века граф Карлини замуровал балкон, после того, как здесь убили его дочь, Джульетту.

Слова Паолы похожи на ушат грязной воды.

Ника старается дышать медленно, но голова кружится, а сон становится реальнее жизни.

– Убили?

– Да. – Паола пожимает плечами. – Если не ошибаюсь, слуга был влюблен в красавицу графиню и не смог вынести того, что она не будет ему принадлежать. «Ревность – чудовище, само себя и зачинающее, и рождающее…» – с грустью цитирует Шекспира женщина. – Забыла имя того слуги…

– Бернардо, – невольно шепчет Ника, вспоминая нескладного юношу с щенячьими глазами.

– Точно! – Паола хлопает в ладоши. – Откуда вы знаете? – Ее брови подозрительно ползут вверх.

– А? Угадала. Наверное, когда‑то читала похожую книгу, да и имя подходящее, – криво врет Ника, но графиню устраивает ответ.

– Да, столько времени прошло. Мало ли кто услышал эту историю и переиначил на свой лад. Почти как «Ромео и Джульетта».

– А что стало с Бернардо?

Ника боялась задать этот вопрос, потому что не хотела слышать ужасную правду. В горле пересыхает, а перед глазами рисуется картина – юноша, который в отчаянии бросается к падающей в пропасть девушке.

– Разумеется, его повесили, – с легкостью отвечает Паола.

И ее ответ эхом проносится в голове Ники.