Книга Изогнутая петля, страница 111 – Джон Диксон Карр

Барроуз вскочил на ноги.

– Я этого не потерплю! – взвился он. – Я отказываюсь слушать этот вздор! Инспектор, я призываю вас остановить этого человека! Он не вправе выносить мнение по вопросу, который официально еще не решен. И вы, как представитель закона, не вправе утверждать, что мой клиент…

– Советую вам сесть, сэр, – сдержанно произнес Эллиот.

– Нет, но!..

– Я сказал, сядьте на место, сэр.

Теперь заговорила Мэдлин.

– Сегодня вечером во время ужина, – напомнила она доктору Феллу, – вы уже как будто на что-то такое намекали. Вы обмолвились, что его, возможно, преследовали смутные воспоминания о каком-то преступлении, хотя он и сам толком не знал, что это было. Это безотчетно омрачало его совесть и в итоге превратило его в ярого пуританина. Пусть так, но я все равно решительно не понимаю, какая тут связь. В чем тут секрет?

Доктор Фелл сунул в зубы пустую трубку и задумчиво ее пососал.

– Секрет, – ответил он, – в изогнутой дверной петле и белой металлической двери, которую эта петля удерживала. В этом кроется разгадка всего дела, и через минуту мы до этого дойдем. Но сперва закончу предыдущую мысль. Итак, эти двое жили в вечном притворстве. Они лгали миру и лгали даже самим себе, и у каждого, как кинжал за пазухой, за душой была тайна. Виктория Дейли, павшая жертвой сатанинского культа, была убита всего через три месяца после их женитьбы. Какие мысли к тому времени владели Джоном Фарнли, мы вполне себе представляем. Это неизбывное «Если бы я только мог…» сделалось для него навязчивым лейтмотивом. Он не мог. Не мог во всеуслышание заявить правду о своей жене. И до той поры, пока он был вынужден молчать, она оставалась в безопасности. Так продолжалось больше года. И вдруг как гром среди ясного неба появляется претендент! Перед ней – четко и грубо – предстала вся серьезность положения, и в голове у нее мгновенно выстроилась неумолимая логическая цепочка. Как она рассуждала? Ее муж не является законным наследником, она это знала. С большой вероятностью претендент сможет доказать свои права на поместье. Если претенденту это удастся, ее мужа лишат собственности. А если его лишат собственности, то у него больше не будет причин скрывать то, что он о ней знает. Значит, он о ней заявит. Следовательно, он должен умереть! Вот такая железная, безжалостная логика, дамы и господа.

Маррей заерзал в кресле и отнял руку, которой прикрывал глаза.

– Минуточку, доктор! Выходит, убийство было продумано заранее?

– О нет! – со всей серьезностью ответил доктор Фелл. – Нет, нет и еще раз нет! Это важно подчеркнуть. Преступление было очень четко организовано и совершено, но произошло все спонтанно, в состоянии отчаяния. Так же стремительно, как столкнули с лестницы эту злосчастную куклу. Сейчас я объясню. С тех самых пор, как леди Фарнли узнала о наличии претендента (а это, подозреваю, произошло гораздо раньше, чем она согласилась бы признать!), она была уверена: пока что ей ничего не грозит. Она знала, что муж будет оспаривать притязания, – она заставит его бороться! Как это ни парадоксально, но помогать нелюбимому мужу было в ее интересах. Нельзя было, чтобы он лишился имения! Поэтому она была готова стоять за него горой. Она понимала, что если дело дойдет до суда, то муж, вполне вероятно, выиграет процесс. Так уж устроены наши законы и наши суды, которые весьма настороженно относятся к претендентам на крупные состояния. Да и в любом случае судебные проволочки дали бы ей передышку, чтобы что-нибудь придумать. И только об одном она не знала, поскольку это тщательно скрывалось второй стороной вплоть до решающего вечера: о существовании отпечатков! А это уже было нечто весомое и определенное. При наличии таких неопровержимых доказательств вопрос мог быть решен в каких-нибудь полчаса. Хорошо зная умонастроения мужа, она понимала: как только по всей форме будет доказано, что он не настоящий Джон Фарнли, муж с достоинством примет эту новость – он будет честен перед собой и другими. Теперь она уже видела неминуемую, непосредственную опасность! Помните, как вел себя Фарнли в тот вечер? Если мне верно описали, в каждом его слове, в каждом жесте сквозил фатализм: «Итак, пусть будет проверка. Если я ее пройду, хорошо. Если нет, у меня появится возможность, которая компенсирует почти все остальное: я смогу открыто сказать всю правду о женщине, на которой женат!» Гм… Н-да… Я правильно истолковал?