Книга Изогнутая петля, страница 84 – Джон Диксон Карр

Под раскаленной железной крышей сделалось совсем тихо. Зрители сидели не шелохнувшись. Никто не покашливал. Не шелестел бумагами. Пейдж ощутил, что его воротничок взмок от пота. В висках стучало. В помещение вдруг проскользнул клубящийся пылинками солнечный луч, и Мэдлин слегка сощурила уголки глаз.

– Изогнутой петлей, мисс Дейн?

– Да. Я не знаю, что это значит. Он и сам не знал.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Те первые годы в Колорадо он жил в постоянном страхе. Боялся, что его могут отправить в тюрьму, если выяснится, что он что-то натворил. Рукой он владел плохо: во время крушения ему чуть не раздробило два пальца и с тех пор он не мог нормально держать ручку. Домой писать он боялся – и так ни разу и не написал. Он даже не решался пойти к врачу и проверить, все ли с ним в порядке: боялся, что о нем сообщат в какие-нибудь службы. Со временем его, конечно, немного отпустило. Он убедил себя, что в жизни всякое бывает, что такая уж у него судьба и так далее. Потом была война и все остальное. Он обратился к психиатру. Тот провел разные психологические тесты и успокоил его. Сказал, что он действительно Джон Фарнли и волноваться не о чем. Но до конца страх так и не ушел. Иногда ему даже казалось, что все позади, но по ночам его мучили кошмары… Все эти страхи нахлынули с новой силой, когда умер несчастный Дадли и он унаследовал титул и имение. Надо было ехать в Англию. И он поехал – скорей из… как бы это сказать… академического интереса. Думал, что наконец-то все вспомнит. Но этого не произошло. Вы же помните, как часто он бродил по усадьбе, словно призрак – растерянный, заблудившийся призрак. Вы помните, каким он был нервным. Вообще-то, ему тут очень нравилось. Он полюбил здесь каждое деревце, каждый акр этой земли. И не то чтобы он сомневался, что он Джон Фарнли. Вовсе нет! Просто ему нужно было знать наверняка.

Мэдлин умолкла, прикусив губу.

Ее ясный взгляд, лишенный обычной мягкости, скользил по рядам.

– Мы много с ним разговаривали. Я пыталась его успокоить. Советовала поменьше себя изводить этими мыслями, и тогда, быть может, память вернется сама. Старалась как-нибудь так устроить, чтобы что-то напомнило ему о прошлом, но чтобы он подумал, что вспомнил сам. Например, он мог услышать где-то в дальней комнате граммофон: «Я на тебя, красавица, смотрю…» – и вспомнить, что под эту песню мы с ним танцевали в детстве. Или это могла быть какая-нибудь бытовая деталь. Знаете, в библиотеке Фарнли-Клоуз между окон есть встроенный шкаф для книг. Но это не просто шкаф. Там еще есть потайная дверь, которая выходит в сад. Она и сейчас открывается – нужно только знать, где защелка. Так вот, я убедила его найти эту защелку. Он говорил, что после этого несколько ночей подряд хорошо спал… И все-таки ему было важно докопаться до правды, в чем бы она ни состояла. Пусть даже окажется, что он не Джон Фарнли! Он это переживет. Он уже не взбалмошный ребенок, и это не станет для него трагедией. Только бы знать! Ему ничего больше не надо! Он ездил в Лондон, советовался еще с двумя психиатрами, но это не помогло. Чего он только не перепробовал. От отчаяния даже пошел к медиуму – жутковатому такому маленькому человечку по имени Ахриман, у которого был салон на улице Полумесяца, очень в то время модный. Джон пригласил всех нас с собой. Мол, давайте развлечемся, узнаем свое будущее. Делал вид, что ни во что такое не верит. А сам взял и выложил этому прорицателю все, что у него на душе… Он без конца бродил по усадьбе и не находил покоя. Говорил: «По крайней мере, я толковый хозяин!» – и вы знаете, что так оно и было. Еще он часто бывал на богослужениях и очень любил гимны. Особенно если играли «Пребудь со мной»… да даже если он просто проходил мимо церкви, то всегда поднимал глаза и твердил: «Если бы я только мог…»