Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 42 – Джон Диксон Карр

Хоскинс и констебль Коллинз, стоявший позади него, ждали внутри. Сержант во все глаза уставился на Батлера, который элегантно отсалютовал ему. Но тут бессовестному шутовству пришел конец. Это тихое здание полнилось эхом, искусственный лунный свет казался более гипнотическим, чем естественный; переплетенные узоры ковров пестрели на фоне белых стен; череда повозок замерла в ожидании, как и труп, все еще распростертый на спине. Лицо Джерри Уэйда исказилось, а Холмс снял шляпу. Они заговорили шепотом. Приказав сначала подвести их к телу, а потом посадить в какую-нибудь комнату вместе с констеблем Коллинзом, который должен был прислушиваться к их беседе, я отозвал Хоскинса в сторону.

– Где Маннеринг?

Хоскинс замешкался:

– Ну, сэр, я подумал…

– Хотите сказать, вы оставили его в одной комнате с мисс Уэйд?

Сержант изменился в лице.

– Но, сэр, я подумал, какой от этого может быть вред? – настаивал он. – Вы же сами решили, что она никакого отношения к этому не имеет. А она просила меня… расплакалась, как… ну какой вред от этого, кроме как для нее, наверное, а если парень и убийца, ну все равно Мартин при них почти неотлучно. Они все еще там, в кабинете хранителя. – Хотя руки его оставались неподвижными, создавалось впечатление, будто он хлопает крыльями. – Послушайте, сэр! Я изо всех сил старался вытянуть что-нибудь из Пруэна, как вы и приказывали.

– Теперь уже все равно. Что-нибудь удалось из него вытянуть?

– Нет, сэр, боюсь, что нет. Он молчит как рыба! Все «не знаю» да «не слыхал», даже когда спрашиваешь, как его зовут, сидит и причитает: «Ох, уж мистер Уэйд полосочки с моего рукава быстро поотрывает». Но мы все же разузнали кое-что…

– Так-так?

Хоскинс стал загибать пальцы, вспоминая:

– Во-первых, ящик. Как вы и приказывали, я его открыл. Кое-что интересное там есть, это уж точно. Штука, похожая на гроб, на вид старый-престарый, возможно сделанный из свинца; они его поместили в опилки. Кто-то пришлепнул восковую печать как раз в том месте, где его надо было бы открывать. Дальше я уже не полез, сэр; подумал, вы сами захотите открыть.

Трудно было сказать, подтверждало ли это мои мысли или вставало еще одной костью в горле. Некоторое сравнительно недолгое время я полагал, что ящик окажется пустым, что этот ящик был частью какого-то надувательства или мистификации, объясняющей богомерзкие пляски Пруэна. В моей памяти всплыл мягкий, спокойный голос Холмса, объясняющий, что только распоследний осел стал бы считать, что там может оказаться саркофаг, который я ожидал обнаружить. И он лгал… или кто-то еще лгал… а Пруэн посреди этого безумного музея выплясывал вокруг настоящего саркофага.

– Еще что-нибудь? – спросил я.

– Так точно, сэр! – кивнул Хоскинс. – Угольная пыль! Пойдемте!

Как я уже объяснял, если смотреть вглубь музея, в стене по правую руку позади ряда колонн были две арки с позолоченными надписями: «Зал восьми райских садов» и «Базарный зал». Название первого сразу запало мне в душу, его-то я и собирался обследовать, он был в самой глубине. Второй находился в передней части музея, недалеко от бронзовых дверей. Хоскинс повел меня к арке, она была футов десять в ширину, но из-за своей высоты казалась намного у´же. Внутри горел свет, создавая такое впечатление, будто, перешагивая порог, из Лондона попадаешь прямо в какую-то восточную страну или же, если вам не по душе поэтические образы, в подземную галерею, предназначенную для восковых фигур, в которой никаких восковых фигур не было.