Книга Повесть о старых женщинах, страница 205 – Арнольд Беннет

— Мосье спрашивал вашего супруга, — сказал слуга. — Но поскольку он уехал, посетитель желает видеть мадам. Говорит, что по важному делу.

У Софьи сжалось сердце — отчасти от смутной тревоги, отчасти от облегчения, что у нее есть возможность поговорить с кем-то знакомым. Она постаралась рассуждать разумно.

— Который час? — спросила она.

— Одиннадцать, мадам.

Это ее удивило. То, что уже одиннадцать часов, окончательно лишило Софью уверенности в себе. Какое там одиннадцать — ведь солнце только-только взошло!

— Он говорит, дело очень важное, — невозмутимо и величественно повторил слуга. — Мадам угодно его принять?

Желая и избежать встречи, и ускорить ее, Софья ответила:

— Да.

— Хорошо, мадам, — сказал слуга и беззвучно удалился.

Софья села, с трудом дотянулась до своего matinée^[34], висевшего на стуле, и накинула его на плечи. Потом она снова откинулась на подушку, слабея физически и душевно. Ей совсем не хотелось принимать Ширака в спальной, особенно в этой. Но в гостинице не было общих комнат, кроме столовой, которая после одиннадцати была занята. Более того, Софья была не в силах встать. Да она, в общем, рада приходу Ширака. Он один из немногих ее знакомых и, безусловно, единственный человек во всей Европе, которого она могла, хоть и с натяжкой, назвать другом. Она с Джеральдом скиталась туда-сюда, но всегда скользила по поверхности, не проникая в суть жизни чужих народов. Для них не было места, потому что они его себе не создали. За исключением Ширака, которого дела случайно свели с Джеральдом много лет назад, у них не было знакомств. Джеральд не умел заводить друзей, он вроде бы и не нуждался в них или, по крайней мере, не чувствовал в друзьях необходимости. Но после того, как он случайно познакомился с Шираком, Джеральд, попадая в Париж, всегда поддерживал связь с ним. Софья, конечно, не могла избежать одиночества, навязанного ей жизнью в гостиницах. С начала замужества ей не случалось по душам поговорить с женщиной. Но раз или два у нее были задушевные разговоры с Шираком, восхищение которого, окрашенное печалью, всегда пробуждало в ней желание нравиться.

Следуя за слугой, Ширак почти вбежал в комнату, рассыпаясь в извинениях и обнаруживая крайнее беспокойство. Это беспокойство еще усугубилось, когда он увидел Софью, лежащую в постели, раскрасневшуюся и непричесанную, в matinée, одни шелковые ленты которого смягчали тоскливую мерзость окружающей обстановки.

— Сударыня, — запинаясь, воскликнул он. — Мои глубочайшие извинения!

Он торопливо подошел к кровати и поцеловал ей руку — словно легонько клюнул, согласно обычной своей манере.

— Вы нездоровы?

— Мигрень, — ответила Софья. — Вы к Джеральду?

— Да, — неуверенно подтвердил Ширак. — Джеральд обещал…

— Он оставил меня, — перебила его Софья слабым, измученным голосом.

Говоря это, она закрыла глаза.

— Оставил? — Ширак оглянулся, чтобы убедиться, ушел ли слуга.

— Бросил меня! Сбежал! Этой ночью.

— Не может быть! — ахнул Ширак.

Софья кивнула. Она доверяла Шираку. Как все скрытные люди, Софья была способна изредка на полную откровенность.

— Это всерьез? — спросил он.

— Более чем всерьез, — ответила она.

— Но вы больны! Ах, бедняжка, бедняжка! Скажите, пожалуйста!

И он повертел в руках шляпу.

— Что вам нужно, Ширак? — доверительно спросила Софья.