Книга Повесть о старых женщинах, страница 242 – Арнольд Беннет

В нем лежал сыр бри, находившийся в очень хорошей сохранности. Он стоил не меньше пятидесяти франков, а Софья заплатила за него когда-то два франка. Хозяин и хозяйка оба взирали на это бесценное чудо. Софья взяла нож и отрезала для них ломтик.

— Мадам очень добра! — сказала хозяйка, смущенная таким достоинством и щедростью, и унесла дар к своему столу, как фокстерьер, спешащий уединиться с лакомым кусочком.

Хозяин так и сиял. Ширак был очень доволен. Казалось, что в интимной и уютной атмосфере ресторанчика забывается и слабеет тяжелое оцепенение и уныние города.

Потом хозяин принес согретый кирпич, чтобы подложить его под ноги мадам. Это скорее было вызвано благодарностью за ломтик сыра, чем необходимостью, так как в ресторане было очень тепло: кухонька выходила прямо в зал, и дверь была открыта, вентиляции в ресторане не было.

— Мой друг, — горделиво сообщил как последнюю новость хозяин, подавая какой-то неописуемый суп, — мясник из предместья Сент-Оноре. Он за двадцать семь тысяч франков купил в зоологическом саду трех слонов.

Брови гостей от удивления поднялись. Хозяин открыл шампанское.

Выпив первый глоток (Софья уже давно не испытывала юношеского отвращения к вину), она посмотрела на свое отражение в зеркале, наклонно повешенном довольно высоко на противоположной стене. Вот уже несколько месяцев, как она не наряжалась. Против ожидания, Софья увидела элегантную женщину с бледным красивым лицом, и ей это было приятно. А мгновенно подействовавшее шампанское оживило в ее душе забытые мысли о том, что жизнь прекрасна, и напомнило ей о радостях, которых ей так давно не хватало.

В половине третьего они остались в тесном зале ресторана одни, и в их размягченном, разгоряченном сознании, слишком занятом собой, чтобы строго контролировать их согревшиеся, расслабившиеся тела, возникла туманная иллюзия того, что ресторан принадлежит им и что здесь они — как дома. То был уже не ресторанный зал, а убежище, укрытие от превратностей жизни. Шеф и его жена отдыхали во внутренних комнатах. Шампанское было выпито, восхитительный сыр съеден, и они смаковали бургундское. Они сидели вплотную друг к другу, под прямым углом. В голове у них плыло. Их переполняла доброта и мгновенно вспыхнувшая симпатия, их плоть была удовлетворена и в то же время полна ожидания. Среди разговора, который, оставаясь банальным и отрывочным, доставлял обоим огромное удовольствие, Ширак накрыл своей рукой руку Софьи, безвольно лежавшую на загроможденном тарелками столе. Сама того не желая, Софья подняла на Ширака глаза. Они оба смутились. На его тонком лице, украшенном бородкой, с особой силой выразилась та мечтательность, которая всегда смягчающе действовала на ее непримиримый нрав. У Ширака был детский взгляд. Иногда таким же взглядом смотрел на нее Джеральд. Однако теперь Софья стала одной из тех женщин, в глазах которых все мужчины — и особенно в минуту нежности — наделены неизлечимой детскостью. Она не убрала свою руку сразу, а теперь уже поздно было ее убирать.

Ширак смотрел на нее робко, но с вызовом. Ее глаза светились.

— О чем вы думаете? — спросила Софья.

— Я спрашиваю себя, что делал бы, если бы вы отказались со мной пойти.

— А что бы вы делали?

— Что-нибудь совершенно неподходящее, — ответил он многозначительно, как человек, вторгающийся в область чистых предположений.