
Онлайн книга «Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит»»
Поверьте, даже помимо этих политических соображений я буду более чем счастлив рассмотреть ваше приглашение. В этом мире раздоров и террора приятно вновь подумать, что у свободных людей достаточно культурного досуга, чтобы обращение с Шерлоком Холмсом показалось им значимым и важным вопросом. Я с удовольствием присоединюсь к этому спорту. С глубоким уважением, Отто Федерхут Отто Федерхут написал это письмо за столиком в «Пратере» — маленьком ресторанчике, основанном австрийским эмигрантом для своих соотечественников и, к счастью, всё ещё не обнаруженном ищущими новых красок нью-йоркцами. Герр доктор Федерхут перечитал письмо, передал его своему спутнику и с блаженством отхлебнул кофе. Это был переслащенный кофе с плавающим поверх огромным островом взбитых сливок — такой кофе он отыскал в этой дремучей стране впервые. Его спутник — высокий, грузный мужчина с густыми бровями и шрамом от сабельного удара на левой щеке — внимательно перечитал послание и вернул обратно. — Трудно приспособиться, — проговорил он по-немецки, — к тому, что в этой стране можно писать в письме всё, что угодно, не боясь, что его кто-нибудь прочтёт. Федерхут кивнул, взлохматив свою седую львиную гриву волос. — Странная вещь эта демократия. Иногда мне кажется, что домохозяин говорит: «Нет, я никогда не запру входную дверь. Это нарушило бы право моих собратьев войти». Грузный мужчина улыбнулся в знак согласия. — А теперь два его собрата как будто вошли в этот дом, чтобы найти безопасную площадку для дуэли, — два брата, что не могут сражаться дома. — Братья! — фыркнул Отто Федерхут. — Мы все — немцы. Это нелегко забыть. — Немец пьёт кофе со взбитыми сливками? — сардонически вопросил австриец. — Австриец остаётся бесчувственным к Гёте, к Бетховену, к Вагнеру? — К Вагнеру, друг мой, слишком часто. И если у вас есть Бетховен, то у нас есть Моцарт. Но я признаю братство. Оно связывает больше, чем разделяет нас проблема имён и наций. Оно делает нас едиными во многих отношениях, недоступных пониманию мира. — Вы думаете, что встретите тех, о ком тут написали? — А вы думаете, — рассмеялся Федерхут, — что весь мир здесь, в этой свободной стране, всё ещё шпионит? Помните историю про трёх друзей, встретившихся в берлинском кафе? — Нет. — Первый друг молча сел. Второй друг сел и вздохнул. Третий друг сел и застонал. Потом подошёл официант и сказал: «Господа, должен попросить вас воздержаться от этой политической дискуссии». Тонкий край улыбки натолкнулся на сабельный шрам. — Неплохо, — кивнул собеседник. — Неплохо, — согласился Федерхут, — и верно. Но здесь мы можем высказаться. Так что скажите мне — надеюсь ли я встретить в Голливуде тех лидеров антинацистского движения среди беженцев? — Очень хорошо, я скажу, что это так. А вы? — Естественно. Я надеюсь наладить там бесценные для нашего дела контакты. Этот Ф. Х. Вейнберг едва ли знает, с каким рвением я принимаю его приглашение. Печально, — нерешительно продолжал он, — что братья должны страдать; но мы были терпеливы достаточно долго. Шиллер ошибался в своей «Оде к радости». Миллионы не могут вечно терпеть ради лучшего мира — даже мужественно терпеть. Мы должны действовать. — Мы должны действовать, — повторил его спутник. |