Книга Лесной детектив, страница 19 – Роман Елиава

Иван раздумывал недолго и решил согласится. Обед – хороший способ познакомиться с братом Золотарёвой, с которым всё равно пришлось бы разговаривать. Как никак, а сосед отца Петра. Они прошли в светлую горницу, где стол уже был накрыт, хлеб нарезан, а от тарелок со щами поднимались ароматные испарения.

Василий Михайлович Прокофьев, хозяин лесопилки, оказался мужчиной лет за сорок с седой бородой, которая частично прикрывала рубцы то ли от оспы, то ли ещё от чего-то. Его нельзя было назвать полным, однако, жилет на животе был сильно натянут. Разговаривая, он всё время добродушно улыбался. Его жена Анна Григорьевна была лет на десять моложе мужа и казалась симпатичной и ещё совсем нестарой женщиной, хотя на лбу уже пролегло несколько глубоких морщин. Она не сидела, а постоянно суетилась вместе с девочкой-прислугой вокруг своих пятерых детей, расположившихся за столом. Старшая девочка Ольга была ровесницей Марии, единственным мальчиком был двенадцатилетний сын Василия Михайловича Александр. Далее друг за другом сидели три девочки помладше, похожие на погодок.

Кроме семейства за столом присутствовал высокий светловолосый мужчина чуть младше хозяина дома. Это был его помощник по лесопилке Алексей Сидоров или Лёшка. Ксения Михайловна заранее предупредила Трегубова, что он – «дурачок, хоть и очень рукастый».

– Так и живем, – закончил свой рассказ о делах на лесопилке хозяин дома. – А у Вас как со следствием? На кого думаете?

– Пока ни на кого, – ответил Иван. – Все говорят, что покойный был хорошим, добрым и бесконфликтным человеком. Вы согласны с этим?

– Конечно, согласен. Святой человек был, – невпопад содержанию ответа улыбнулся Василий Прокофьевич.

Иван заметил, что его жена во время этой фразы на мгновение застыла, перестала суетиться и странно посмотрела на Василия Михайловича.

– Вы хорошо его знали? Он же Ваш сосед? – продолжал задавать вопросы Трегубов.

– Я бы сказал, очень хорошо, – снова улыбнулся Прокофьев.

Иван задумался: нет ли скрытого смысла в словах Василия Михайловича, но тут его отвлекла Ксения Михайловна, сестра хозяина.

– Батюшка был замечательный, всем бы таких в деревню. Но многие его не любили, я же говорила Вам. Люди они очень завистливы по природе. Видят, человек добрый и отзывчивый, а сами они не такие, вот и завидуют.

– Вам тоже завидуют? – спросил Иван.

– Мне?! – удивилась вопросу Ксения Михайловна. – Конечно, завидуют. Я живу в столице, а не в этой глухомани. Все деревенские женщины меня за это ненавидят.

Сидевший рядом с Иваном Алексей Сидоров внезапно зашелся в хохоте. Трегубов повернулся к нему, полагая, что тот смеется над словами Ксении Михайловны, но оказалось, что его смех вызван чем-то другим, какой-то ассоциацией, возникшей в его голове. Алексей прекратил смеяться также резко, как и начал.

– Глухомань. В глухомани много деревьев, их можно пилить, много пилить, – сказал он.

– Именно, – вступил в разговор Василий Михайлович, – не забывай: то, что ты называешь глухоманью, кормит тебя в твоей любимой столице.

– Не смей меня попрекать, Василий, – возмутилась Ксения Михайловна. – Если бы не мой муж, не было бы ни этой лесопилки, ни этого дома.

– Я тебя не попрекаю, но и ты веди себя вежливо по отношению к нам, «деревенским», глядишь тебя станут больше любить или меньше ненавидеть.