Книга Буцефал и скопцы, страница 39 – Роман Елиава

– Как буду, как буду… А вот так и будешь! Попишешь липовые отчеты несколько месяцев, а потом мы тебя уволим, зато ты будешь прикрыт навсегда.

Канарейкин сел на стул и запустил пальцы в волосы.

– Я теперь навсегда останусь как доносчик, как полицейский стукач на своих товарищей.

– По-твоему, лучше каторга? Или ещё что похуже? Про маму уже забыл? Петрович рискует, покрывая тебя.

– Ваня, не сочти меня неблагодарной скотиной. Я всё понимаю, и очень признателен тебе и твоему Петровичу. Но тебе, с твоим этим подходом к службе Отечеству, меня никогда не понять.

– А что тут понимать? Просто будь подальше от всего этого «освобождения», от всего. Хватит, надо взрослеть уже, это не игры! Лучше скажи, ты надолго в Тулу?

– А что?

– Да так. Помнится, ты говорил, что, когда ходил брать уроки верховой езды, познакомился с каким-то знающим человеком, экспертом по скачкам.

– Ваня, – забеспокоился Николай, – не надо тебе всего этого, поверь мне!

– Ты о чём? – не понял Трегубов.

– Все эти скачки – они ломают судьбы людей. Извини меня, но вспомни своего батюшку!

– Да о чём ты? Брось! У меня расследование, конь пропал. Нужна консультация и всё.

– Прости, – сконфуженно сказал Николай, – подумал, что тебе нужно информацию получить, кто фаворит, на кого ставить.

Трегубов только фыркнул в ответ.

– Хорошо, я, конечно, помогу тебе. Если он ещё в Туле, то устрою встречу. А сейчас пойду обрадую своих, – никто не знает, что я в городе.

На пороге Николай остановился и положил руку на плечо Ивана:

– Я правда благодарен тебе. Тебе и Михаилу. Никогда не забуду, что вы тогда сделали для меня.

Канарейкин повернулся и исчез в темноте, а Трегубов медленно закрыл дверь. «Какой нервный день выдался», – подумал Иван.

Трегубов торопился. Он быстро прошел Владимирскую и Площадную, затем повернул налево и вышел на Киевскую улицу. «Канарейкин, наверное, меня проклинает уже»,– подумал Иван. Столбов заставил его писать отчёт о задержании Платона, поэтому Трегубов катастрофически опаздывал. Он ускорил шаг: слева показалось Всехсвятское кладбище и тюремный замок. Холодок пробежал по спине урядника при воспоминании о его пребывании в камере и допросе Истомина. Впереди он заметил фигуру своего друга, который ходил туда-сюда.

– Ну, сколько можно ждать? – близко посаженные глазки Николая укоризненно смотрели сквозь очки.

– Извини, служба, – ответил слегка запыхавшийся урядник.

– Я же договорился с человеком, а ты меня подводишь. Идём.

На полпути к беговому кругу друзья встретили элегантно одетого мужчину с тростью. Блестящие ботинки и модный серый костюм в клетку дополняла небольшая шляпа в тон костюма. Он остановился, поджидая Канарейкина и Трегубова.

– Владимир Сергеевич, извините, – сразу начал оправдываться Канарейкин.

– Это я виноват, задержался на службе, – вступился за друга Трегубов и представился, – Иван Иванович Трегубов, урядник.

Владимир Сергеевич с любопытством посмотрел на полицейского и улыбнулся, при этом его острые ухоженные усики выпрямились в одну линию.

– Очень приятно, Иван Иванович. У меня, к сожалению, кончилось время, – доставая, а затем пряча в кармашке жилета часы, сказал Владимир Сергеевич, – но мы с Вами можем переговорить по пути в центр города, согласны?

– Конечно. Николай сказал, что Вы хорошо разбираетесь в лошадях и в скачках, – уточнил Иван, когда они повернулись и пошли втроем назад.