Книга Ночь Бармаглота, страница 86 – Фредерик Браун

Было почти светло. Ясный серый рассвет казался предвестником хорошего дня — для кого-то; скоро я узнаю, для меня или нет.

Держась переулков, обратно той же дорогой, в трёх кварталах от дома Карла.

Эл Грейнджер. Одноэтажный дом в три комнаты, размером с мой.

Было уже почти шесть. Теперь он спал, если вообще лёг спать. И почему-то я думал, что теперь он спит. Всё необходимое он сделал к двум, уже четыре часа назад. Сделанное могло лишить его сна на какое-то время, но не в ту же ночь.

Я обследовал местность и облегчённо вздохнул, что одна проблема решена, увидев, что окно спальни не заперто.

Оно выходило на заднее крыльцо, и я легко мог зайти через него.

Я наклонился и влез внутрь. Почти бесшумно, и Эл Грейнджер, крепко спящий в постели, не проснулся.

Я держал в правой руке пистолет — заряженный — и готов был использовать его в ответ.

Но на правую руку и заряженный пистолет я не смотрел. В левую руку я взял ржавый, незаряженный «Айвер-Джонсон», которым, как дубинкой, убили Майлза и Бонни. У меня на уме был тест, который, сработай он, стал бы для меня абсолютным доказательством вины Эла. Не сработав, он бы ничего не опроверг, и я бы продолжил делать намеченное, но попытка не пытка.

В комнате было ещё сумрачно, и я протянул левую руку и включил лампу, стоявшую у кровати. Я хотел, чтобы он увидел этот пистолет. Он беспокойно зашевелился от света, но не проснулся.

— Эл, — произнёс я.

Тогда он проснулся. Сел в кровати и уставился на меня.

— Подними руки, Эл, — сказал я, держа в левой руке направленный на него пистолет и стоя достаточно далеко, чтобы он не мог дотянуться до меня, но достаточно близко, чтобы он ясно видел пистолет в бледном счете включённой лампы.

Он перевёл взгляд с моего лица на пистолет и обратно. Откинул простыню, чтобы встать с кровати. Сказал:

— Не дури, док. Он не заряжен, а зарядишь — всё равно не выстрелит.

Если я и нуждался в доказательстве, то получил его.

Он уже спускал ноги к кровати, когда я выставил в поле зрения правую руку с другим пистолетом.

— Этот — заряжен и работает, — произнёс я.

Он замер. Я убрал ржавый пистолет в карман пиджака.

— Повернись, Эл, — сказал я.

Он помедлил, и я взвёл револьвер. Он был нацелен на него с расстояния примерно в пять футов, слишком близко, чтобы промахнуться, если я нажму на курок, и слишком далеко, чтобы он мог рискнуть схватить его, особенно из столь неудобного положения, сидя в постели. Я мог видеть, как он оценивает шансы, холодно, беспристрастно.

Он признал, что они плохи. И, видимо, решил, что, если позволит мне увести его, его планам это всё равно не повредит. Если бы я передал его полиции вместе со своей историей, её бы это никак не укрепило.

— Повернись, Эл, — повторил я.

Он по-прежнему оценивающе смотрел на меня. Я понимал, о чём он думает; если он повернётся, я могу ударить его рукоятью револьвера, и, вне зависимости от моих намерений, ударить слишком сильно. А если я убью его, даже нечаянно, ему не поможет знание, что меня посадят и за это убийство тоже.

— Повернись, — повторил я, — и заложи руки за спину.

Я видел, как он расслабился. Если я хочу всего лишь связать его…

Он обернулся. Я быстро переложил револьвер в левую руку и вытащил импровизированную дубинку из носка и куска мыла. Я вознёс безмолвную молитву, только что пришедшую мне в голову, надеясь не ударить слишком сильно или недостаточно сильно, и замахнулся.