
Онлайн книга «Убийства в стиле Джуди и Панча»
Я задумался. – В качестве предположения. Бауэрс знал, что Хогенауэру дали маленький пузырек с бромидом. Он вернулся сюда на взятой напрокат машине, после того как отвез Хогенауэра домой, чтобы взять немного яда – любого яда – для фальсификации бромида. Он влез через окно. Г. М. широко открыл глаза: – Через окно аптеки? Значит, по-твоему, оно на самом деле было взломано снаружи? Но послушай! Как отметил сам Антрим, почему посторонний человек выбирает это створчатое окно, когда было бы намного проще войти через французское? Я сказал: – Потому что он был посторонним. Потому что он ничего не знал о доме. Откуда ему было что-то знать о доме или о том, какие окна могут тут застопориться? Он обошел дом, увидел окно. Он открыл задвижку снаружи ножом и сломал ее. Что касается царапин на подоконнике, которые все считают сделанными изнутри… А собственно говоря, что это меняет? Ведь они могли быть сделаны изнутри, когда грабитель вылезал наружу, верно? – Тогда ты прав. Он забирается внутрь. Он ищет яд, любой яд. Он находит стрихнин с аккуратной этикеткой. Я не думаю, что Бауэрс фармацевт, но любой знает, что такое стрихнин. Он замечает, что это такой же белый порошок, что и бромид. Поэтому ему приходит в голову идея заменить им порошок, который принес Хогенауэр. На полке перед Бауэрсом стоит контейнер с бромидом Антрима, в нем не хватает четверти унции. Значит, он наполняет его… чем? – А-а-а! Чем? Если он пришел не подготовленным, то чем? – А как насчет бромистого аммония? Те же кристаллы, и здесь наверняка должна быть бутылочка с ним. А как насчет обычной поваренной соли? У меня есть идея, – произнес Г. М., – анализ этого контейнера дал бы интересные результаты. – Чушь собачья! – сказала Эвелин. Тем не менее речь Г. М. произвела на нее впечатление. Мерривейл продолжал равномерно постукивать карандашом по черепу, и этот стук начинал действовать мне на нервы. Я знаю, что это наверняка действовало на нервы и Серпосу. С тех пор как Стоун начал читать эти записки, Серпос не произнес ни слова. Действие виски закончилось, его нервы были обнажены, длинная шея без воротничка придавала ему вид клерикального динозавра, а глаза начали слезиться. С той секунды, как я заговорил, было понятно, что он узнал меня и наблюдает за мной. Тук, тук, тук – сонно постукивал карандаш Г. М., – тук, тук, тук. Дождь ослабевал, но его шум был по-прежнему отчетливо слышен. – Следующая записка, – сказал Г. М. – Я отказываюсь это читать, – отрезал Стоун. – Отказываетесь читать? Вот еще! Почему? – Потому что это возмутительно! – Стоун встал на свои короткие ноги, держа газету за спиной и согнув руку, от недосыпания и напряжения он выглядел бледным. – Потому что это возмутительно, вот почему. Меня обвиняют… – В убийстве, сынок? – А? О, черт возьми, нет! Вы же не думали?.. – Стоун остановился. – Нет. Но из этого следует, что моя история о смерти Л. – ложь, что Л. не мертв, что Л. и совершил эти убийства… – А что вы сами думаете? – мягко спросил Г. М. Тук, тук, тук – по полированному черепу, – тук, тук, тук. Когда Стоун снял пенсне, на переносице стала видна красная отметина. Он потер глаза, затем вернул пенсне на место. После этого он обошел стол за спиной Г. М. и остановился перед креслом Серпоса. Его помятый белый костюм выглядел таким же тусклым, как и рассвет, проникавший в окна. Он стоял перед креслом Серпоса, и они смотрели друг на друга. |