Книга Руки Орлака, страница 165 – Морис Ренар

Когда-то другую даму, в Париже чрезвычайно известную, называли «Золотой Каской»^[119]. Эту точно прозвали бы «Черной Каской». То была кокотка, обаятельная, с бесстыдным взглядом, бойкая и дерзкая. Ее черные, цвета воронова крыла, волосы, завитые и напомаженные, непоколебимо поддерживаемые гребнями с поддельными драгоценными камнями, совершенно одинаковыми завитками лежали на смуглых щеках; красное с черным, театрального вида облегающее платье подчеркивало эффектность восхитительных форм. Даже с такого расстояния в профиле ее лица виделись строгость и изящество. Высокие шнурованные ботинки облегали стройные, красивые ноги. По пятам за ней следовал очаровательный, шоколадного цвета пудель с зеленым бантом на голове. Но не это выглядело необычным, не это вынуждало джентльменов перешептываться, а дам с визгом вскакивать с мест: шею и руки женщины, словно живые ожерелья и браслеты, обвивали мелкие, скользкие, изворотливые змейки.

– Глазам своим не верю! – прошептала Жильберта. – Давайте уйдем отсюда, Жан! Уйдем сию же минуту, я вас умоляю!

Женщина со змейками приближалась к их столику, продвигаясь очень медленно, каждому посетителю протягивая свою чашу, периодически водворяя на место соскользнувшую змею и нараспев произнося тоном ярмарочной торговки: «Пожертвуйте заклинательнице, дамы и господа! Спасибо… большое спасибо… благодарю вас!»

– Вы как хотите, Жан, а я ухожу!

– Да нет же, нет, Жильберта, я не допущу, чтобы… Гарсон!

Подошел метрдотель, и Марей, сунув ему стофранковую купюру, распорядился:

– Отдайте это вон той вот мадемуазель. Пусть идет, откуда пришла, но к нам не подходит. Вы всё поняли?

Метрдотель поклонился, подбежал к странной женщине и что-то шепнул ей. Она ухмыльнулась, взяла купюру, кивнула и посмотрела на Жана Марея.

В ее взгляде, сначала равнодушном, вдруг сверкнул и тотчас же погас огонек, но расстояние помешало Жильберте и ее спутнику его заметить. Черные глаза кокотки еще несколько секунд пристально разглядывали влюбленных, перебегая с девушки на молодого человека и обратно, но никто из окружающих не придал этому значения, полагая, что заклинательница, не ожидавшая такой удачи, сбита с толку огромным гонораром. Наконец красотка, вильнув бедрами, развернулась и небрежной, размеренной походкой удалилась. Неподалеку от террасы, на усыпанной гравием дорожке, стоял ее облезлый кожаный саквояж рыжего цвета. Она открыла его и, гроздьями снимая с шеи и рук змей, начала складывать их в это, казалось бы, совсем не предназначенное для подобной цели «вместилище». Шоколадный пудель не сводил глаз с хозяйки. Гарсоны, с бумажными полотенцами на руке, уже окружили «заклинательницу», умоляя покинуть кафе. Когда барышня наконец удалилась, тот из них, который и передал ей сто франков, вернулся в свой сектор.

– Это еще что за шарлатанка? – спросил у него Жан Марей.

– Да это же Ява! – последовал ответ. – Мсье не знает Яву?.. Она в основном «работает» во всякого рода питейных заведениях; можно сказать, служит главным украшением квартала Терн и окрестностей Порт-Майо, но порой, как видите, наведывается и сюда. Ее пускают, потому что публику забавляют ее номера: они ведь не совсем обычные, верно? А что, мадам боится змей?

– Сколько с меня? – проворчал Жан Марей, вынимая из бумажника еще одну стофранковую купюру.