Онлайн книга «Повелитель света»
|
Глава 17 Предположение Несмотря на то что небо все еще выглядело угрожающим и, казалось, припасло на вторую половину дня еще одну бурю, Максим – больше ради бравады, нежели из склонности, – взял свое снаряжение пейзажиста и, вопреки единодушному порицанию, отправился в горы. Спустя час, утомленный жарой и быстрой ходьбой, он заметил вдалеке стадо и его юных пастушков. Место, выбранное для выгона скота, было величественным и в то же время радующим взор. Холмистое, поросшее зеленой травой ущелье живописно извивалось. Один из его краев, вырастая в скалистую стену, поднимался выше и сливался с горой, циклопические зубцы вперемешку с густым кустарником венчали его гребень. Другой край, гораздо более пологий, заканчивался опушкой леса, который тут же начинал спускаться в другую сторону и клонился к Мирастелю своими скалами, зелеными дубами и гигантскими самшитами. Несметное множество нарциссов наполняло благоуханием пышно цветущий луг, то тут, то там усеянный сероватыми глыбами, на одной из которых – там, куда ее подсадил брат Сезар, – устроившись поудобнее, Сезарина Жантаз уже играла на аккордеоне и гнусавила какой-то вальс. (Любая песня в исполнении крестьян становится или остается псалмодией, будь то «Приди же, цыпочка», «Марсельеза» или «Dies irae».) Она вставила между двумя нотами свое «добрый день, мсье!», после чего приветствовал мсье и Сезар. Вскоре Максим устроился перед своим мольбертом на самом краю леса; паренек уселся рядом. – Смотри в оба! – сказал Максим ради очистки совести. – Вше под контролем! – изрек Сезар. – Ешли кто появится – я тут ше увишу! Очаровательная девчушка покачивала ножками в грубых башмаках с липовыми подошвами. Старая соломенная шляпка отбрасывала тень на ее растрепанные белокурые волосы. Меж ее розовыми пальчиками аккордеон растягивался, а затем вновь складывался, неутомимо играя в одном и том же отрывистом ритме вереницу монотонных песен. Вокруг пастушки бродили, позвякивая колокольчиками, коровы и козы, в то время как колокольчики нарциссов наполняли луг своим ароматом. – Смотри в оба! – повторил Максим, сам удивляясь своей подозрительности. Сезар не сводил глаз с хмурого неба, которое, казалось, немного сдвинулось под дуновением обжигающего ветра. Время от времени за зубцами можно было различить то или иное облачко, опустившееся ниже других. При звуке неистово затрезвонившего бубенца Максим обратил свой взгляд на певицу. – Хо! – удивился пастушок. – Видать, што-то напугало Рошетту! Розеттой была рыжая козочка, которая, отбившись от стада, теперь возвращалась галопом, подпрыгивая и беспрестанно блея. Максим поднял глаза и успокоился. Небо было чистым; словно река, разлившаяся расплавленным свинцом, оно текло все так же равномерно, низкое и горячее. Сезарина распевала свои куплеты… Но внезапно ее монотонное протяжное пение превратилось в пронзительный крик. Аккордеон умолк и упал… Стоя на скале и судорожно жестикулируя, словно в эпилептическом припадке или зловещей пляске святого Витта, девчушка издавала ужасные вопли. Крики животных и отчаянный звон колокольчиков не позволяли Максиму услышать гудение сарванов, но он ощущал их близость по вибрации своей грудной клетки… Однако небо, ущелье и холм были безлюдны!.. Он уже собирался броситься к скале, на помощь малышке, когда неожиданное зрелище пригвоздило его к месту, заставив широко раскрыть рот от ужаса и удивления. |