Книга Повелитель света, страница 210 – Морис Ренар

– Мама, скажите: как по-вашему, они улетели?.. Или по крайней мере… эта сила… эти флюиды… они исчезли?.. Это намагничивание… оно закончило действовать?..

– По моим ощущениям, здесь больше ничего нет.

– Как? – поразился господин Монбардо. – Они оставили Максима?.. Ох! Это, видно, потому, что он мертв!.. Скорее же, нужно проверить!.. Это потому, что он мертв!.. Им не нужны трупы, этим вивисекторам! Потому-то они его и оставили!

Все вместе они подошли к распростертому на траве телу.

– Черт побери! – пробормотал доктор. – Прямо в голову! Прямо в висок! Ах! Это ж надо такому… Нет! – воскликнул он. – Он не мертв! Дышит!.. Живой, но выглядит как мертвый. А! Негодяи! Они этого не увидели сверху, в свои телескопы! Впрочем, меня это не удивляет – с пятидесяти-то километров!

– Живой? – выбежала из леса госпожа Летелье. – Так Максим жив?.. Он остался у нас и я его не убила?..

Она хохотала до упаду, целовала безжизненное лицо сына. И ее распущенные волосы, где русые, а где и седые, причудливыми каскадами спадали на плечи.

Все слуги, и стар и млад – все разом: и мужчины, и женщины – на радостях уже вовсю распивали спиртное.

Чтобы выстрелить в сына, она воспользовалась старым охотничьим ружьем, принадлежавшим ее покойному отцу, мсье Аркедуву. В покрывшемся плесенью ягдташе она обнаружила всего один патрон с круглой пулей. Если выстрелу и суждено было раздаться, то лишь по той роковой случайности, о которых не осмеливаются писать в романах и которая представляет собой единственное неправдоподобие во всей этой реальной истории.

Вследствие древности оружия и пороха свинцовая пуля, вместо того чтобы проделать дыру в голове Максима, застряла в височной кости, позади уха. Уже в тот же вечер стало ясно, что раненый выживет, но выздоровление будет долгим, так как к тому времени он все еще не пришел в сознание. Рассчитывать на то, что он прольет свет на тайну квадратного пятна, не стоило. К тому же доктор, предвосхищая тот момент, когда молодой человек придет в себя, запретил любые чрезмерно возбуждающие разговоры. Госпожа Летелье пообещала молчать, как и другие. Именно она ухаживала за Максимом. И следует признать, с обязанностями сиделки справлялась просто превосходно. К ней вернулся рассудок: последствия, вызванные первым испугом, были устранены вторым. И все же казалось, что рассудок вернулся к ней еще до выстрела и что госпожа Летелье совершила этот поступок, находясь уже в здравом уме. Она говорила, что не чувствует ни малейшего раскаяния, выражала готовность предложить себя вместо Марии-Терезы, если представится случай, и заявляла, что предпочитает смерть «столь постыдному обращению». Госпожа Летелье отстаивала бы свое мнение с еще большей горячностью, узнай она, сколь ужасными были дождь и град, прошедшие 3 августа, но ее муж и зять молчали об этом и собирались молчать долго, хотя держать все в секрете становилось изо дня в день труднее и труднее.

Труднее?.. Но почему?

А потому, что нередко посреди ночи в теплом воздухе, приносимом юго-восточным ветром, раздавался зловещий свист, столь хорошо знакомый астроному и доктору… Госпожа Аркедув приходила от него в состояние крайней тревоги, но ей говорили, что это падают аэролиты. В немалой степени поддержанию сей лжи способствовал так кстати приближавшийся День святого Лаврентия – время падающих звезд^[51]. Госпожа Аркедув приняла это объяснение.