Онлайн книга «Повелитель света»
|
Все эти образчики земной фауны и флоры расположены в определенном порядке, но не в порядке натуралиста… Неоспоримым фактом можно считать то, что я являюсь частью некой коллекции типов, некоего музея, зверинца или, скорее, аквариума, так как, вместо того чтобы находиться, как звери, в клетках, мы погружены в жизненно необходимую нам среду, sicut[60]рыбы в аквариум. Или, скорее, раз уж эта среда – воздух, то и мы находимся в аэриуме… Ну да, в аэриуме, устройство которого понять так же просто, как и устройство того аквариума, о котором грезил Максим Летелье, намереваясь воссоздать среду подводных глубин… И не производит ли весь этот скрежет, от которого мурашки бегут по спине, толпа невидимок, допущенная поглазеть на нас после приобретения, быть может, входного билета?.. Эта ужасная гипотеза пришла мне в голову в первую же минуту и теперь преследует меня неотвязно. Меня осенило, когда я смотрел на все эти взирающие на меня жуткие лица… Они что-то вопили, взывали ко мне, но я ничего не слышал, лишь видел, как они кричат. Сверху нас освещало очень низкое солнце, проливая на все вокруг свет театральной рампы, резкий и синеватый. И все мы были Петерами Шлемилями[61], людьми без тени! Солнце опустилось под воздушное море. Поверхность воздуха просматривалась с трудом и лишь на горизонте – в виде плоского, прозрачного, будто некая галлюцинация, кольца. Огромная, вогнутая и туманная Земля окрашивалась в золотистый свет вечера. Между земным горизонтом и горизонтом воздушного моря тянулась голубая кругообразная лента, и, обведя этот круг взглядом, я смог различить (когда мне вернули бинокль, о чем я расскажу ниже) острова и страны. Отсюда видны Балеарские острова, половина Сардинии, Лейпциг, Амстердам, Лондон и Рим; отсюда открывается европейский круг диаметром в 1500 километров, географический ковер, формой напоминающий гигантскую чашу, ковер, значительно выступающий за края той разбитой на квадраты ширмы, которую представляет собой рассадник первого этажа. Моря напоминают темные равнины. Много туманов, особенно по краям. Солнце зашло как-то сразу, внезапно, но день длился дольше, чем на Земле; и когда Атлантический океан еще был залит солнечным светом, я увидел, как на Германию опускаются сумерки. На пугающе черном небе бесподобно мерцали звезды. Безмятежно блестело атмосферное море. То здесь, то там на темной Земле неясные, фосфоресцирующие пятна указывали на местоположение крупных городов. В гробовой тишине хлюпали клапаны. Я уже начинал падать духом, страшиться этих пленивших меня неизвестных и грозных существ, страшиться этого ужасного места. Мне было стыдно, что я – всего лишь один из экземпляров их коллекции, предмет – и, вероятно даже, снабженный ярлычком… Прекрасные звезды уже не казались мне оазисами света в пустыне мрака… Сраженный невыносимой усталостью, я уснул в этом невидимом мире, испытав странное облегчение оттого, что закрыл глаза, то есть смог наконец больше не видеть того, что ничего невозможно увидеть. Когда я проснулся этим утром, 4 июля, то решил, что сошел с ума. Ах! Мои бедные товарищи по несчастью в лучах этой, такой низкой зари, в этом свете загробного мира!.. Внизу, покрытая мелкими облачками, простиралась зеленоватая Земля; время от времени Альпы отбрасывали белые блики. |