Онлайн книга «Повелитель света»
|
Кто же это так пел? В моей памяти зазвучали тогда один за другим голоса всех знаменитейших оперных певиц вселенной. Я знал их все до единого. На какое-то мгновение я решил, что одна из них приготовила нам сюрприз, согласившись на столь незначительную роль. Но никакая примадонна не смогла бы сравниться – ни по чистоте голоса, ни по исполнению – с той волшебницей, что заливалась птичкой за кулисами. Она умолкла. Зал зашуршал программами, но та фамилия, которую искали все взгляды, была совершенно неизвестной: Борелли. Публика со странным нетерпением ожидала нового вступления птички и того момента, когда незнакомка возобновит пение. Я и сам испытывал непреодолимое желание услышать ее голос… Наконец он зазвучал и пролился на нас легкой и чарующей волной, в которой хотелось купаться вечно… Когда Борелли умолкла во второй, и в последний, раз за вечер, зрители, должно быть, снова ощутили досаду, граничащую со страданием, так как долгий мучительный вздох пробежал по всему залу, от партера до самых верхних ярусов. Затем грянули аплодисменты, столь бурные, что оркестр остановился. Зрители, вскочив на ноги, хлопая в ладоши, вызывали диву. Но тщетно Карузо протягивал к кулисам просительную руку, мадемуазель (или же мадам) Борелли упорно отказывалась являть огням рампы свое, вероятно, ненарумяненное личико. Воспользовавшись светской суматохой, я проскользнул за кулисы для знакомства с новоявленным чудом. На пути у меня стоял Генсбур, директор. Лицо его лучилось счастьем. – Нет, ну каково, а, милейший?.. Какое открытие!.. – Но кто это?.. Борелли, Борелли… Уж не псевдоним ли?.. Чудесное сочетание: голос молоденькой девушки и искушенность многоопытной артистки! Это было нечто! Какая уверенность в себе! Какой пыл! Какой… – Нет, ну каково!.. Какое открытие!.. Генсбур все еще не мог прийти в себя. У меня же в голове крутилась лишь одна мысль: пригласить эту Борелли в «Опера-Драматик». И я искренне в этом признался. Но Генсбур с насмешливым видом покачал головой: – Вот в этом, я, знаете ли, сильно сомневаюсь. Я предположил, что он уже договорился с певицей о долгой серии выступлений. Он поспешил вывести меня из заблуждения, однако же – все тем же насмешливым тоном – поручился мне в том, что госпожа Борелли никогда не появится на сцене моего театра. – Она что, совсем не умеет играть? – вопросил я. – Полноте! Уж этому она научится. Это все мелочи. К тому же ее дикция и так уже безукоризненна. Представьте меня, мой друг. Сейчас же. Остальное я беру на себя. – Да вот, кстати, и она… Вон там, в конце коридора, со своим мужем… Ну так что, вы идете?.. Какая-то пара только что вышла в коридор через боковую дверь и теперь, повернувшись к нам спиной, удалялась. Я видел их всего несколько секунд, прежде чем они свернули за угол, – его внушительный силуэт в темном костюме и ее худенькую, неясную фигуру, поддерживаемую двумя костылями, которые ритмично приподнимали ее плечи и при каждом покачивании вбивались в подмышечные впадины. Эта бесподобная певица была калекой! Я испытал жесточайшее разочарование, глубине которого и сам удивился, когда вышел из ступора. Борелли ушли. Генсбур все еще ждал. – Да какая разница! – воскликнул я наконец в пылу энтузиазма. – Пусть она хромая – ну и что с того? После прослушивания ни один композитор не откажется от такой исполнительницы. Для нее будут писать особые роли – эпизодические, неподвижные или скрытые, роли восхитительно оригинальные, роли голосовые, а не игровые! Да почем мне знать… И потом, у нас имеется определенный запас концертов; с этой стороны поле свободно!.. В любом случае, милейший, ее должны услышать. Вы только подумайте! Быть может, пройдут века, прежде чем подобное вокальное чудо повторится – если вообще повторится! Как могло случиться, что ваша находка до сих пор не знаменита, даже несмотря на ее увечье? Где, черт возьми, вы отыскали этого соловья? |