Онлайн книга «Повелитель света»
|
– Belissima! – соглашался Эрколе Торриджани, неизменный щитоносец Альфонсо. – Belissima! – заключал резчик Фалиеро Белли, чьи камеи пользовались ошеломляющим успехом. – Belissima! – подхватывали Ганнибал Стекки и Лапо де’Платти, личные спадассины герцога, злобные сторожевые собаки, не ведавшие страха. Сияющий, словно молодой бог, Баччо ликовал. Время от времени он с блаженным видом поглядывал на звездное небо. Но герцог, изображая безучастность, уже отвел в сторонку Ипполито Малеспини, главного конюшего, и теперь беседовал с ним о конном параде, которым он хотел сопроводить свой въезд в Модену. Гости фланировали по дворику, болтая о том о сем. Соединенные попарно карликовые спаниели и левретки сновали между ног, подозрительные и боязливые. А наверху, в отведенной под банкет галерее, выстроившиеся вдоль балюстрады слуги готовились к приему гостей. Эта часть дворца была освещена очень ярко; фрески словно выступали из стен, а фламандские ковры, коими были завешены аркады, манили своими сине-зелеными пейзажами, населенными эпическими героями. В том месте, где должно было пройти собственно пиршество, они создавали фон невероятного изобилия, на котором были видны музыканты, дующие в волынку, рожок и флейту, скребущие лютню и теорбу или пиликающие на виоле д’аморе… Ночь расточала благодушие. После непродолжительного периода всеобщей праздности Баччо услышал окликнувший его голос герцога: – Ну что, единственный? Ужинать будем? – Сию же минуту, ваша светлость!.. Ваше высочество изволили предвосхитить тот час, когда… Но, полагаю, мы и так уже в полном составе… – Хе! Любезный кузен, вижу, ты не слишком доволен – уж и брови нахмурил… Но черт возьми! Мессир скульптор, где же божественная модель твоей божественной статуи: эта драгоценная Кьярина, которую я просил тебя показать мне?.. Или, по твоему замыслу, она должна выскочить из торта, имея на себе не больше покровов, чем «Андромеда», – и все это для того, чтобы мы смогли объективно и безошибочно оценить их сходство? Если так, то bravissimo! И давай тогда уже созывать всех к столу! – Ничего не понимаю, монсеньор… Кьярина до сих пор не пришла… – пробормотал Баччо, теребя вышитый кончик своего воротничка. – Через минуту-другую, вероятно… – Я голоден, – отрезал герцог. – Тогда поднимаемся, поднимаемся! Если ваша светлость изволит возглавить нашу скромную процессию… Мажордом пару раз кашлянул – разумеется, нарочно, – и музыка тотчас же стихла, но три гитариста заиграли ритурнель карнавальной песни, сочиненной самим герцогом, а певец Бредоне затянул первую строфу. Поэты из кортежа принялись припоминать стихи, которые им предстояло декламировать одному за другим во время пирушки. Баччо пребывал в наимрачнейшем своем настроении. – Хватит уже! – сказал ему герцог. – Не накручивай себя, успокойся. У женщин всегда находится какое-нибудь украшение, которое никак не желает становиться на место, из-за чего они постоянно опаздывают… Несмотря ни на что, молодой человек оставался угрюмым и хмурым. Блеск стола, заставленного светильниками, чеканными вазами, хрустальными графинами и кубками с ножками в виде дракона, казался ему до безобразия тусклым. Слуги, эти тупицы и бездельники, несли уже кувшины с фриульским вином. Праздничные изыски, должным образом сервированные на украшенных гравировкой блюдах, имели для него вид совершенно бурлескный. Несмотря на то что повар изощрился воспроизвести симпатичную часовню, наподобие той, какую можно увидеть в соборе города Лукка, Баччо пренебрег этим восьмигранным, с куполом и колоннами, храмом, коим оказался пирог. «Неаполитанская крестьянка», прелести которой были выложены кусочками хорошо прожаренного молочного поросенка, вызвала у него чуть больше интереса, однако жареный каплун в форме небольших человечков показался ему «безобразным и отвратительным». |