Онлайн книга «Повелитель света»
|
Хмель славы уже начинал ударять в голову… Тем временем мажордом Эрнандо подошел к хозяину и принялся с таинственным видом нашептывать ему что-то на ухо. Резко повернувшись к нему, Баччо затараторил, словно неистовый автомат: – Она вышла?.. Уже вышла?.. И гонец не встретил ее по пути?.. Тогда она должна была бы прийти!.. Простите, монсеньор… Даже не знаю… Кьярина, вероятно, уже где-то среди нас… Позвольте мне осведомиться… Одолеваемый дурными предчувствиями, он тут же покинул свое место. – Факел мне! Нетерпение толпы усиливалось. В глубине вестибюля бодрые кулаки уже барабанили во входную дверь; в такт им среди песен, которые обычно звучат в ателье и мастерских, стучал дверной молоточек. – Наверное, из-за этого сборища она и не может войти, – заметил Фалиеро Белли. – Держу пари, – отозвался герцог, – она уже во дворце и просто не осмеливается предстать перед нами! – Дай-то бог!.. Эрнандо, пойдем! Баччо удалился, держа перед собой, словно связку факелов, канделябр с несколькими рожками. Мажордом последовал за хозяином, и они скрылись за воротами. Было слышно, как несчастный бегает по своему роскошному жилищу, переворачивая в нем все вверх дном. Застучали двери, с треском порвалась занавеска. Бесценные вещи со звоном полетели на пол, словно посуда. Каждая новая катастрофа сопровождалась мольбами мажордома Эрнандо. Но грохот безумия и смятения становился лишь еще более оглушительным, и имя Кьярины звучало во всех помещениях дворца, то ясное, то неразборчивое, то близкое, то далекое. Оно пронеслось по всему саду, затерявшись в самом его конце, после чего вернулось во дворец, звуча все тревожнее. Эти призывы, несмотря на их громогласность, порой тонули в нарастающем с каждой минутой крике толпы. – Кьярина! Кьярина! – звал Баччо. – «Андромеду»! «Андромеду»! Покажи нам «Андромеду»! – настойчиво требовал своим разномастным голосом властный народ. С другой стороны, уже и участники этой прерванной тайной вечери начинали обмениваться растерянными взглядами. Эрколе Торриджани перекладывал из одной руки в другую свой рог из слоновой кости. Другие крошили хлеб, вертели так и сяк кубки… Лишь герцог, находя царящее вокруг смятение забавным, с огромным трудом удерживался от того, чтобы не расхохотаться. В голову ему пришла мысль, которая привела придворных в полный восторг. – Музыку! – скомандовал он. – Музыку! Оркестр мэтра Бредоне заиграл любимый паспье его светлости, и толпа ответила на него шумом веселого возмущения. Вновь показался Баччо – в дальнем конце дворика, с уже погасшим канделябром. Он шел быстрым шагом, почти бежал в направлении ворот. Внезапно все те, кто наблюдал за ним с верхней галереи, услышали изумленный вскрик; Баччо резко остановился рядом с «Андромедой» и выронил канделябр, который, прокатившись по плиточному полу, упал в бассейн. Следовавший за хозяином мажордом завопил так, что все поняли: случилось нечто непоправимое. Но как такое оказалось возможным? Одна из рук статуи отломилась и теперь валялась на земле. Слуги, знатные вельможи, музыканты – все поспешно, вперемешку, спустились во дворик… И в едином порыве отпрянули: кисть другой руки, отделившись от бронзового запястья, упала на плиты. Никто не мог понять, что происходит. То было чудо, чудо непонятное и отвратительное. На глазах у всех длинные борозды побежали по телу Андромеды, разрушая его словно забавы ради. Затем внезапно некий невидимый инструмент ударил благородную материю по локтевому сгибу уцелевшей руки. И самое ужасное заключалось в том, что, как показалось всем и каждому, удар этот пришелся не по металлу, а по плоти, так как никто и никогда не видел, чтобы бронза разрушалась подобным образом. Да, по плоти, разрезаемой лезвием, причем лезвием, ведомым злодейской рукой! И не только злодейской, но и весьма искусной, так как художник Фальчиеро-младший, в ужасе следивший за тем, как расширяется рана, решил было, что операцию эту производит некий искушенный в тонкостях препарирования анатом, конкурент Амбруаза Паре или Микеланджело… |