Книга Убийства в Белом Монастыре, страница 107 – Джон Диксон Карр

Так или иначе, я сидел и обдумывал улики, и меня кое-что беспокоило.

Я вам уже рассказывал, как мне в голову пришла мысль, что Тэйт вернулась в дом, в комнату Джона? Гм-гм. Понятное дело, если уж она пришла и устроилась в комнате Джона, она приняла меры предосторожности. Ну да, я говорил вам об этом. И попросил вас подумать, что это могло быть? Видите ли, тут у меня вообще не было никаких зацепок, ни единого самого призрачного доказательства… Она одна в комнате, Джона еще нет, но она совсем не хочет, чтобы кто-то заявился и обнаружил ее. И что она, скорее всего, сделает?

– Запрет дверь изнутри. Я хочу сказать, закроет дверь в галерею, – сказала Катарина, немного помолчав. – Я бы поступила именно так.

– Да. И это меня озадачило. Она, возможно, не стала бы отвечать на стук, или громко петь, или впускать кого бы то ни было из галереи. Итак, если она и правда заперла дверь изнутри, то нужно исключить из круга подозреваемых всех, кто мог прийти со стороны галереи… Следовательно, это Джон. Вернулся и убил ее, больше некому. Все совпадало, но, черт побери, я был уверен, что Джон невиновен!

На то было несколько причин, кроме той, довольно шаткой, о которой я рассказал вам, когда только продумывал эту гипотезу. Начнем с того, что человек, который несется домой, уже замыслив убийство, и трясется от страха, что его поймают, – насколько вероятно, что этот человек на грани нервного срыва будет убивать так, как убили Тэйт?

Я в этом сомневался. И вот еще почему: убийство совершили слишком быстро после того, как Джон вернулся. Понимаете, о чем я? Он не испытывает ярости по отношению к Тэйт – напротив, он думает, что это она будет в ярости, и из-за этого нервничает. Итак, в три часа десять минут слышно, как подъезжает машина. Убийство происходит в три пятнадцать. Разумно ли предполагать, что он бросится наверх и убьет ее (особенно если учесть, что он не рассчитывал найти ее в своей комнате) – просто так, без причины, сразу после возвращения? Впрочем, у них обоих не было особой возможности высказаться по этому поводу. Да и вообще, похоже ли это на Джона Бохуна, который искренне считал, что только что убил Канифеста?

– Подождите, сэр, – вмешался Беннет, – предположим, он не знал, что Марсия замужем. А Канифест, которому сообщил об этом Эмери, в свою очередь рассказал ему. Бохун не мог прийти в ярость именно от этого?

Г. М. убрал руку, которой прикрывал очки.

– Вот! Вот теперь вы коснулись того, что меня очень серьезно заинтересовало. Он был любовником этой женщины. Между ними не велось разговоров о браке, никогда. Он не только принимал этот статус, но и помог ей завлечь Канифеста в надежде на брак. Если бы у него были хоть какие-то возражения и он не знал бы, что она уже замужем, разве в обоих случаях он не сказал бы: «Слушай, ты что, серьезно хочешь вести дела с Канифестом?» И если бы речь шла просто о ревности мужа, он бы точно ревновал к богатому и могущественному человеку вроде Канифеста, а не к какому-то невнятному типу, который склонен держаться в тени. Не стремясь стать ее мужем, довольствуясь ролью любовника, с чего бы он впал в ярость по поводу мужа? Я подумал: ярость, вот как? Это не похоже на ярость любовника, узнавшего, что его дама замужем, едва ли. Скорее уж муж внезапно выясняет, что у жены есть возлюбленный…