Книга Убийства в Белом Монастыре, страница 88 – Джон Диксон Карр

– Что у него на уме? Вы хотя бы примерно понимаете, что у него на уме?

– Да, – ответил Мастерс и опустил руку. – Да. Но я скажу вам прямо: я не хочу думать о том, что это значит. Или… нет. Не то чтобы меня тревожило, что он держит на примете человека, о котором я подумал. Но я не понимаю, как он собирается это доказывать. Есть тут джентльмены, которые слишком хитроумны даже по его меркам. И потом, не понимаю, чего он надеется добиться, воспроизведя вчерашнее покушение на лестнице. Черт, это кажется неважным!

– Да. В том-то и дело. Слышите, как воет собака?

– Все собаки воют, – отрезал Мастерс. – Похоже, нам предстоит та еще работенка. Пойдемте к этому типу и проверим его пульс. Ну и задачка для следователя по уголовным делам, а?.. Если он недостаточно пьян, достанется нам от сэра Генри. Сюда.

Комната Райнгера была у выхода на лестницу, там, где галерея сворачивает в современную часть дома. Свет горел над фрамугой, и дверь была приоткрыта. Услышав голоса, Мастерс почти инстинктивно отпрянул. Один голос был женский, и он прерывался от рыданий. Другой принадлежал Эмери, пронзительный, словно у человека, теряющего терпение.

– Да послушайте! – говорил Эмери. – Я уже пять минут пытаюсь до вас достучаться: хватит плакать, а? Вы меня уже извели так, что стоять на месте не могу. Хватит! Если вам есть что сказать мне, говорите. Я слушаю. Вот, бога ради, выпейте, выпейте джина, а? А теперь послушайте, мисс… как, вы сказали, вас зовут?

– Берил, сэр. Берил Симондс.

– Хорошо! Итак, успокойтесь. Что вы хотели сказать?

Рыдания прекратились.

– Я пыталась, сэр, честно, я пыталась объяснить этому джентльмену вечером, правда! Но он был вусмерть пьян и смог только… ухватить меня. Я собиралась сказать ему, что не смогу сообщить хозяину, потому что хозяин, конечно, не поймет и меня попросту уволят.

– Слушайте, – произнес Эмери, – вы хотите сказать, что Карл приставал к вам? Так?

– Мне сказали, что вы его друг, сэр, и вы станете заставлять меня рассказывать! Вы не должны этого делать. Утром, когда я чаю принесла, он сказал: «Все правильно сделала». В смысле, что заперла дверь вчера. И я сообщила ему, что они говорили про убийство, так у него лицо стало такого странного цвета… Совсем пьяный, побежал за мной, халат надел и говорит: «Умница, хорошая девочка, если меня в это впутают, ты же знаешь, где я был вчера, правда?» И я сказала, что да. Но…

Мастерс постучал в дверь и тут же открыл ее.

Вероятно, ужас не дал девушке закричать. Она отпрянула и прошептала:

– Боже, полиция!

Эмери, бледный и растрепанный, вскочил со стула, уронил с коленей журнал с какой-то вульгарной обложкой и подавил испуганный вскрик.

Он стоял у разворошенной постели, а рядом с ним на столе горела лампа с газетой, обвязанной вокруг абажура. На столе было несколько бутылок, две из них пустые, стол казался липким от лимонных корок, содовой и сахара, и даже полные пепельницы были мокрыми. На фоне тусклого света лампы в затхлом воздухе висел дым.

– В общем, верно, – сказал Мастерс. – Это полиция. И я тот, кто хочет услышать ваш рассказ, мисс.

– Слушайте, – произнес Эмери и снова сел. Затем вынул из пепельницы окурок и дрожащей рукой поднес к губам. – Что тут вообще происходит? Кто-то стучит в дверь, вы открываете, а там никого. И свет выключен. И кто-то прячется в углу в коридоре.