Книга Венец королевы, страница 19 – Элизабет Ролле

— Да? Почему же он не нравился вам с самого начала?

— Как вам сказать… У меня иногда возникает ощущение, что он какой-то не настоящий.

— Играет роль?

— Не совсем. Вернее, не всегда. По-моему, кое-что он делает в расчете на сэра Трэверса, чтобы произвести на него хорошее впечатление.

— Вы считаете это предосудительным? Он же находится у него на службе и живет в его доме.

— Да, конечно, но это не совсем то, о чем вы думаете. Мне трудно объяснить…

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что он, как говорится, втирается в доверие?

— Кто его знает… Иногда на него будто что-то находит, и тогда он становится совсем другим. Как дикий волчонок.

— Делается грубым?

— Нет. Угрюмым и неразговорчивым, старается уйти куда-нибудь. Но такого, как сейчас, раньше не было.

— Вы наблюдательны.

Кейн улыбнулся, сразу став похожим на очаровательного пирата. Когда он держался на сугубо официальных позициях, то производил впечатление хорошо вымуштрованного и отлично знающего свое место секретаря, у которого собственное «я» запрятано так глубоко, что внешне никак не проявляется. Однако в доме Трэверса такая официальность от него не требовалась. Однажды Бэрридж в разговоре с Трэверсом сказал про Кейна, что он прекрасный работник и назвать его идеальным секретарем мешает лишь одно обстоятельство: иногда у него в глазах бегают чертики. Сначала при Бэрридже Кейн загонял своих чертиков в глубину, но потом почувствовал, что это необязательно.

— A мистер Барнет считает, что у меня склероз и вообще ослабление умственных способностей. Вчера за ужином он с присущей ему деликатностью так прямо и сказал. Сказал, что мне надо лечиться, пока не поздно, хотя, скорее всего, я уже опоздал. Настоятельно советовал не портить зрение и перестать читать, чтобы сберечь здоровье, а вернее, то немногое, что от него осталось.

— Кейн, вы опять положили какую-нибудь книгу в неподобающее место?

— Что вы, мистер Бэрридж! Я всего лишь взял в свою комнату рукопись, сказал Кейн, и его чертики неистово запрыгали.

«Рукопись! Бедный Барнет», — подумал Бэрридж, а вслух сказал:

— Что бы ни утверждал мистер Барнет, вы человек наблюдательный и с памятью у вас тоже все в порядке.

— Когда видишь человека каждый день, поневоле заметишь, какой он, — сказал Кейн уже серьезно. Нас в доме мало, и мы все друг друга хорошо знаем.

«А может, и не очень хорошо, — подумал Бэрридж. — Может очень даже плохо».

В воскресенье Джек исчез очень рано. От замка до шоссе напрямик было мили полторы. Все решили, что ему стыдно за вчерашнюю выходку и он пораньше ушел из дома, рассчитывая добраться до города на попутной машине, чтобы за завтраком ни с кем не встречаться. К полудню в доме остались лишь Алиса и Трэверс. Кейн уехал сразу после завтрака, вслед за ним доктор тоже уселся за руль своей старенькой машины, с которой ни за что не желал расстаться, и укатил на дальние фермы.

Кейн вернулся вечером чем-то сильно озабоченный и подавленный.

— Мне сегодня звонили? — спросил он дворецкого.

— Нет, сэр.

— А телеграммы не было?

— Нет, кроме утренней почты, сегодня ничего больше не приносили. Утром вам было письмо. Да ведь вы сами взяли его, сэр, — сказал Уилсону в чьи обязанности входило по утрам принимать почту и перед завтраком разносить ее адресатам; в промежутке между этими двумя моментами почта лежала в нижнем холле, и если кто-то вставал рано, то, проходя мимо, забирал свои письма и газеты сам.