Онлайн книга «Под спудом тайны»
|
С выбранной позиции ему были хорошо видны лица помещиков, пришедших проводить Чиркову и Сирро в последний путь. Возле гробов, установленных на табуреты, стояли все взрослые Черновы, рядом с ними – Карицкие и Матвеевские. Аблов, жена капитана-исправника Сабо, Болотовы и Потуловы расположились поодаль, как и Вельяминовы. Все были в темных одеждах c траурными лентами на рукавах и букетиках цветов. Хм-м, лица скорбные, в глазах, полных неизбывной грусти, застыли слезы. А ведь кто-то из этих плакальщиков волк в овечьей шкуре! Он или она умело скрывает свои чувства. Тяжело ли это дается? Говорят, труднее всего человеку скрывать свои чувства, когда он провожает тещу со двора. А если на полном серьезе, то на лбу у злодея ничего не прочтешь, овечьей шкурой он будет прикрываться до упора, до самой последней возможности… Остаток вчерашнего дня и сегодняшнее утро расследователь потратил на то, чтобы в свете последних событий вместе с Абловым еще раз произвести опросы. Как и ожидалось, никто и не подумал признаться в новых преступлениях. Все подозреваемые, как один, заявили о своей непричастности, утверждая, что в интересующее дознание время они были в разной степени удаленности от мест злодеяний… «Что ж, Зацепин проверит правдивость ваших показаний, господа, – думал он. – Где этот торопыга, кстати сказать? Пора уж, кажется, ему возвратиться из города… Иванова никак не задействуешь. Вчера ближе к полудню он, вроде бы, повел осмысленно глазами, даже расспросил Соколовского об убийстве Беклемишева и Чирковой, но к вечеру снова нализался! Говорят, не раздобыв спиртного в имении, потащился на постоялый двор Нижней Абловки, где так угостился, что был доставлен назад на телеге однодворца в стельку пьяным»… Дьякон с пономарем, пропев «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный», под дым кадила священника торжественно принялись за другую заупокойную песнь. По кладбищу пронесся порыв ветра, шевельнув лапами елей, верхушками сосен, листьями шиповника и бузины. Расследователю показалось, что по погосту пронесся некий шепот… Хм-м, тихий шум над последним приютом. Как там у Жуковского? «И здесь спокойно спят под сенью гробовою – И скромный памятник, в приюте сосн густых, С непышной надписью и резьбою простою, Прохожего зовет вздохнуть над прахом их» Мысленно прочитав стих, он обратил внимание на двух крестьян, худощавого блондина и крепко сбитого рыжего, стоявших несколько на отшибе от толпы. Оба были в подпоясанных рубахах, широких портах и лаптях. До него отчетливо доносился их разговор, из которого явствовало, что рыжий мужик в истертой фуражке без козырька был пришлым, только что появившимся на погосте. – Как поживаешь, Кондратушка? – Живем, хлеб жуем, а иногда и присаливаем… Стало быть, хоронят барыню и хранцуза? – Убил их кто-то, вот что. – О, как!.. По-ни-ма-ем… Значит, судьба им такая вышла: умереть до верного срока. А коли ежели судьба, то ничего и поделать нельзя. Это, будем говорить, удел, сиречь, планида. Потому, коли ежели не так, то, примерно сказать, и вышло бы иначе, совсем, аккурат, напротив того. – Эко ты завернул, Кондрат. Заумствие какое! – Подходяще сказал… Венков-то этих, теперича, лент… Поп с кадилом, дьякон гудит, что твоя труба. Ох, грехи наши тяжкие, все там будем, и инерал в орденах, и калика перехожий… |