
Онлайн книга «Моя навеки, сквозь века»
— Я и не собирался. Мне нужен Лидваль, и я его потоплю. Другой вопрос, — Слепцов чуть помедлил, подбирая нужные для женского уха слова: — я не хочу топить вас с ним, и лучше бы мне знать, как вас защитить. Секунды ожидания, и: — То случайно вышло, — она выпустила облако дыма. — И один и другой, наши завсегдатые. Никакого умысла в этом не было. Собственно, как и думал Василий, она отпиралась. Он потянулся к внутреннему карману, под её напряжённым взглядом, достал портсигар. Чиновник Гурко сидит под следствием, обвиняемый в казнокрадстве. Ему было поручено осуществить закупку хлеба для избежания угрозы голода после погромов 1905 года. Нынче же, нет ни выделенных денег – они уже уплачены сгинувшему Лидвалю, которого Гурко нанял для подряда, ни хлеба – сгинул вместе с липовым хлебопромышленником. Теперь нужно найти Лидваля; обелить имя обманутого чиновника Гурко, либо доказать его махинацию. То, что два дельца познакомились здесь, сомнений не вызывает – та же Дина то подтвердила, пока Гурко не взяли под арест, певица видела его будущим своим покровителем, она и присутствовала при знакомстве, сама о том трепалась. Дура. Сытова отпирается… плохо. Её б признание в том, что она деньги за знакомство получила, на которые и собралась купить в Москве театр, а так… ну познакомились два человека, ну полюбились друг другу. Один чиновник, другой коммерсант. Одному, чиновнику, нужно хлеб закупить – другому, коммерсанту, можно тот хлеб поручить поставить. А то, что выходит, что с подрядом коммерсант не справился, да сгинул с деньгами – так ошибся чиновник, не тому доверив дело. С кем не бывает? Кабы дело не касалось казённых денег, да такого размера… немыслимого. Либо оставить Сытову в покое, да проследить, есть ли у неё деньги – в таком случае крупной покупки ей не избежать, или прижать прямо сейчас к стенке – руки марать не хотелось, да только Герасимов требует ответ: Гурко мошенник и казнокрад, решивший скомпрометировать царское правительство, али обманутый и за зря опороченный человек, коего мошенники нарочно в дурном свете выставили? Василий притушил папиросу и поднялся, обошёл напрягшуюся, не напрасно, Сытову, стал у неё за спиной. Наклонился, на этот раз поморщившись – не пОтом и слезами должно пахнуть от женщины, а чистотой и сладостью… Рывком схватил левую руку хозяйки кабинета, завёл её за спину и опрокинул ту на стол, лицом в столешницу. Лярва тонко закричала. — Мне нужна правда, — сказал ей в ухо, заламывая палец, под тонкий визг, — и я её получу. Выйдите вы отсюда целой и невредимой, или сегодня ночью я переломаю в вашем теле всё, до чего доберусь – решать вам. Вы можете и не выйти. Можете поверить мне на слово – я умею сводить концы в воду. — Вы блефуете! Вы не имеете права! Меня не в чем обвинять! — слёзы, снова слёзы. Почему-то каждая женщина считает своим долгом разрыдаться при нём в надежде на пощаду… — Мы не в допросной, а я не жандарм. Я убью вас, выясню правду у других, свидетелей вашему трёпу, какой куш вы получили за то, что свели Лидваля с Гурко – пол столицы. Я хотел пойти простым путём, одно обещаю – легко вы не умрёте. Александра Ивановна, я солдат, я умею убивать. Умею убивать быстро и с уважением к противнику. Умею убивать тварей, которые сеют смуту, которым плевать на страну и людей, у которых нет ни совести, ни чести. |