Книга Пояс Поветрули, страница 108 – Алексей Кротов

– Но не было и мотива, – заметил Попов.

– А у кого он был? – парировала Сапфирова. – Нет, Кирилл Александрович, так подходить к этому вопросу нельзя. Сейчас я объясню, что рабочий мотив был у меня – маньяк, человек с психическими отклонениями. Но возвращаюсь к Рубцовой. Она вела себя как обычно, ничего подозрительного. И все же в ее спокойствии, определенном равнодушии сквозила скрытая сила, уверенность, что ли. Только вот вектор этой уверенности мне был неясен. Оставив вопрос о Рубцовой открытым, я перешла к доктору Брянцеву. В отличии от Рубцовой и Семенова, Брянцев не первый год жил в Копейкино. Он тоже врач и тоже не имел алиби на момент обоих убийств. Тут еще начинал вырисовываться любовный треугольник: Семенов, Брянцев и Рубцова. Мне было не очень понятно, отдает ли Юлия Николаевна предпочтение кому-нибудь из этой компании и если да, то кому?

– А разве это было важно? – спросила Авдеева. – Я имею в виду, как это могло быть связано с убийствами?

– Мы ничего не знали о мотивах убийств, – ответила Сапфирова. – С ними могло быть связано все, что угодно. В любом случае это было важно, чтобы разобраться в характерах наших медиков, в их взаимоотношениях.

– Ну и как, психологически Брянцев похож на убийцу?

– Мне показалось, что нет, Кирилл Александрович. Но я должна была рассмотреть и его кандидатуру.

– Мне лично он не понравился, – продолжил Попов. – Знаете, бывает немотивированная антипатия.

– Бывает, – сдержано согласилась Сапфирова.

– Мне пришло в голову, что у него мог быть другой скальпель, а старый он мог показать для отвода глаз.

– Ну, вы изобретатель, – улыбнулся прокурор.

– Вспоминая Тишкину и Сорокина, становишься Кулибиным, – возразил Попов.

– Слушайте, не перебивайте Таисию Игнатьевну, – вмешалась журналистика.

– Извините, – сказал Попов.

Таисия Игнатьевна сделала большой глоток чая и тщательно прожевала вафлю.

– Николай Александрович Брянцев теоретически мог убить Смолянкова. Но рассматривая названный мною мотив, в высшей степени странно предположить, что маньяк кто-то из местных жителей, а Брянцев не первое лето отдыхает в Копейкино. Закономерен вопрос: если маньяк не приезжий, почему он стал действовать именно сейчас?

– Можно, Таисия Игнатьевна? – поднял руку Попов.

– Конечно, Кирилл Александрович.

– У Брянцева как раз есть мотив. Он мог знать, что профессор и Рубцова приедут в Полянск.

– Откуда? – перебил его прокурор.

– Не знаю, но они же знакомы, – заторопился Попов, опасаясь, что его снова прервут. – Так вот, он мог начать убивать именно сейчас, чтобы бросить тень подозрения на профессора.

– Боюсь, вы не поняли, Кирилл Александрович, – покачала головой Сапфирова. – Ваша логика работает, когда речь идет о нормальном убийце и логичном мотиве. Но что же маньяк станет вдруг убивать, то есть его маниакальность проявится именно в тот момент, когда приедут профессор и Рубцова? Вы, Кирилл Александрович, требуете от маньяка нормальной логики.

– Я понял вас, Таисия Игнатьевна, – терпеливо дождался своей очереди Попов. – Но я имел в виду совершенно нормальный мотив. Предположим, Брянцев любит Рубцову и хочет устранить соперника в лице Семенова. Вам это не приходило в голову, Таисия Игнатьевна?

– Теперь я поняла вас, Кирилл Александрович. Но знаете, назвать такой мотив нормальным тоже трудно. Чтобы человек из-за любви решился на такое хладнокровное, жестокое и подчеркнуто преднамеренное убийство… Нет уж, увольте. Это получается какой-то садист и психопат.