Книга Кровь и черника, страница 106 – Алексей Кротов

– Но у меня нет пока ни малейшего представления, кто преступник и я, признаюсь, впервые не знаю, как докопаться до истины, Марфа, – голос Сапфировой звенел от неподдельной искренности.

– Обдумайте всё, как следует, – посоветовала Шельма. – Фактов у вас достаточно, а скоро, не исключено, появятся и новые, – старуха неприятно рассмеялась. – так что попробуйте представить себе ум, который за этим стоит, – дала совет Марфа, выразившись к удивлению как автора, так и Холмс весьма мудрено. – И удачи вам, как всегда, Таисия Игнатьевна.

С этими словами Шельма, сделав неопределенный жест рукой в воздухе, скрылась, словно растаяла в близлежащем кустарнике. Таисия Игнатьевна невозмутимо несколько секунд смотрела ей вслед, затем надломила ножку сорванного подберезовика, внимательно осмотрела ее и, лишь убедившись, что гриб чистый, беспечным движением бросила его в пакет.

На лице Сапфировой играла холодная улыбка.

Преступник внимательно в который раз рассматривает куски карты: очевидно, что остался всего один кусок. Как бы узнать, у кого он? Да, пока, – увы! – это затруднительно. «Сначала надо сделать еще кое-что, для полноты моего плана.»

Произнеся эти мысли вслух, преступник с задумчивой уверенностью в течении нескольких минут, не шевелясь, смотрит перед собой.

* * *

На следующий день во вторник Полянск взбудоражило новое происшествие. Артамон Георгиевич Синицкий обнаружил свою жену без сознания на ее любимой скамейке в окрестном леске.

Елизавета Григорьевна имела обыкновение почти каждое утро, если не имела важных дел, непогоды и какого-либо недомогания, отправляться на прогулку – нарвать васильков и колокольчиков, а также пофотографировать. Эти ее утренние походы были известны всей деревне, также, как и привычка посидеть на лесной скамейке. В этот вторник, примерно в девять часов утра, как показал следователю Синицкий, он отправился на поиски супруги и обнаружил ее лежащей без сознания на скамейке. Не разобравшись, жива та или нет, он бросился к доктору Егорову, которого пришлось будить с помощью его тещи. Вдвоем они подъехали на машине Синицкого, насколько возможно было близко и поспешно добрались до скамейки. Максим Ильич за несколько минут с помощью нашатыря привел ее в чувство.

– Значит, и ее, как и Штеменко, ударили по голове, – задумчиво пробормотал Макушкин, теребя бороду.

– Именно так, Еремей Галактионович, – горячо поддержал инженер на пенсии. – Максим Ильич говорит, что скорее всего ее ударили.

– Спасибо, Артамон Георгиевич, – перебил следователь. – Я у Егорова все уточню сам, а вы идите домой, побудьте с супругой.

– Конечно, я ей нужен, – поспешно поднялся Синицкий. – А вы уж, Еремей Галактионович, найдите того, кто ее чуть не убил, я готов оказать любую помощь.

– Приложу все старания, – придав своему голосу максимальную уверенность, пообещал усердный профессионал.

Максим Ильич прописал пострадавшей строгий постельный режим, но к вечеру все же разрешил следователю допросить потерпевшую. Что касается Егорова, то он высказал авторитетное мнение, что библиотекарь на пенсии потеряла сознание от удара по голове тяжелым предметом, предположительно камнем или толстым суком. Сама же Елизавета Григорьевна рассказала, что нарвав цветов, как обычно, присела отдохнуть на скамейку и сделать несколько фотографий; едва она успела сделать пару-тройку снимков, как неожиданно услышала шорох. Она повернулась без особой спешки и без какого-либо страха, но не успела понять, кто был источником шума, так как почувствовала удар по голове и отключилась. Придя в себя, она увидела мужа и этого эскулапа; подозрительный, честно говоря, тип, отметила Синицкая, но на этот раз пригодился: привел ее в чувство.