Книга Кровь и черника, страница 50 – Алексей Кротов

– О, я вас, похоже, утомила, – тут же прореагировала сплетница и буквально через полчаса, угостив сотрудников милиции заключительной на тот день порцией ценной, с точки зрения Ленки, информации, следователь и сержант были отпущены на боковую.

Весь завтрашний день Макушкин и Баринов посвятили выяснению следующего факта: оставался ли кто-либо один в лесу в день убийства Саврасовой и, если оставался, то на какое время. Все опрошенные, а именно: Штеменко, Цепкина, Редькины, Дудкин, Рулеткин, Егоров, Полетаева, Синицкие и Цельские, кто с неохотой, а кто – и за милую душу, предоставили нужную информацию. Практически все, исключая Коробочку, допустили, что в какой-то, – в короткий ли, длинный отрезок времени, – они, возможно, оставались одни, во всяком случае, никого вокруг не видели.

Что касается Пелагеи Егоровны, то она чуть ли не с радостью отвечала на вопросы следователя, но упорно настаивала, что ее постоянно кто-то видел.

– Я персона заметная в деревне, – безапелляционно заявила она. – Уверена, что меня постоянно кто-нибудь видел. Вот Зоя, например.

– А ваша дочь говорит, что было пару моментов, когда она вас не видела, – осторожно заикнулся Макушкин.

– Это она просто забыла, – отмахнулась Цепкина. – Небось, перегрелась на солнце.

Опасаясь рассердить дружественно настроенную к нему потенциально грозную свидетельницу, следователь счел за лучшее не настаивать.

– Ну и что мы имеем в сухом остатке? – размышлял вслух Макушкин.

Они с Бариновым решили прогуляться к Крутой, благо погода была превосходная.

– Да как и следовало ожидать, Еремей Галактионович, – невесело откликнулся сержант. – Совершенно ясно, что любой мог это сделать, ведь в этом дурацком лесу невозможно постоянно держать друг друга в поле зрения. Получается, любой мог это сделать, – подытожил свой короткий монолог Баринов.

– Нельзя исключить и кого-то, о чьем присутствии мы вообще не знаем, Федор. Неизвестный фактор, так сказать, – важно поднял указательный палец левой руки Макушкин, а правой неспеша, видимо для солидности, провел по бороде.

– Очень умная мысль, Еремей Галактионович! – искренне загорелся Баринов. – А что вы думаете насчет карты и кладов? – вдруг сменил он тему. – Как по-вашему, это точно имеет отношение к делу?

Мысли у молодого коллеги явно скакали, как блохи, что не укрылось от старшего товарища, который молчаливо принял эту особенность мышления сержанта к сведению.

– Думаю, да, Федор, это перспективная версия. Мне вот какая мысль не дает покоя… – нахмурился следователь.

– Да, Еремей Галактионович? – живо, чуть ли не глядя ему в рот, отреагировал Баринов.

Ответить Макушкин не успел, прямо перед ним, как бы ниоткуда, материализовался женский силуэт. По мере того, как он принимал более четкие очертания, Еремей Галактионович начал смутно узнавать человека.

– Я видела Женщину в белом, – каким-то не то скрежещущим, не то дребезжащим голосом проскрипела седая патлатая старуха. – Причем видела на сумрачном фоне, а это предвещает не просто беду, но Большую беду.

– К-к-кажется я вас знаю… – начал было заикаться от неожиданности Макушкин, но быстро взял себя в руки и заговорил более уверенно. – Вас ведь зовут Шельма?

– Надо же, запомнил! – то ли засмеялась, то ли ухмыльнулась она. – Вообще-то меня зовут Марфа, но это не главное. А главное, предупредить вас хочу, много смертей предстоит вскоре, очень много.