Книга Аптекарский огород попаданки, страница 100 – Ри Даль

Ответ неумолимо и безжалостно напрашивался сам собой — никогда. Никогда не наступит такого момента, чтобы Ставрогин оставил меня в покое. Он, может, и передумает на мне жениться, но запросто распрощаться с местью — ни за что. Полагаю, Арсений был оскорблён по полной программе, а он совершенно точно был не из тех людей, кто милосердно прощает и отпускает на все четыре стороны своих врагов. Отныне я сделалась его злейшим врагом — тут не имелось никаких сомнений.

В то же время наши отношения с Василием немного потеплели, если такое определение в принципе уместно по отношению к данному мужчине. Нет, он вовсе не стал милым, белым и пушистым, но ворчал чуть реже и даже принимал мою помощь, почти не метая при этом искры. Впрочем, как и раньше, старался он обходиться без оной, самостоятельно.

Я не переставала поражаться его то ли стойкости, то ли глупости. Если уж нам с Груней — молодым и здоровым девушкам — эти пять дней дались не просто (то колени гудели, то спину ломило, то, простите за подробности, попа ныла самым страшным образом), то, каково приходилось Булыгину с его массой, габаритами и особенностями нижних конечностей, просто боюсь представить. Однако ни намёка на жалобы из его уст не прозвучало. Он поддерживал разговор достаточно вежливый, достаточно спокойный и расслабленный, чтобы я успела усомниться, а действительно ли он настолько несносен, как я всегда о нём помышляла.

Проще говоря, дорожные тяготы в некоторой степени сплотили нас. Но скрывать не буду: путешествие в карете в течение пяти дней по дорогам девятнадцатого века — удовольствие, по сравнению с которым дорога в плацкарте века двадцать первого века покажется лёгкой увеселительной прогулкой. Короче, всё познаётся в сравнении, господа.

Но наконец этот миг настал. Карета остановилась у кованых ворот. Василий Степанович вышел первым и поочерёдно подал нам с Груней руку. Я выбралась последней, и Булыгин перехватил мою ладонь покрепче, когда я вдруг слегка покачнулась на топкой весенней грязи.

— Осторожнее, Александра Ивановна.

— Благодарю, но я бы удержалась. Вы зря беспокоились.

— Некоторые вещи становятся нам привычны помимо нашей воли, — невозмутимо отозвался Василий Степанович и указал на вход своё имение, не дожидаясь моей реакции: — Прошу.

Встречать нас вышел дворецкий — сухощавый, полностью седой мужчина, зато с идеальной осанкой, глубоко посаженными серыми глазами, в которых не находилось ни капли заискивания или раболепства.

— Добрый день, Василий Степанович, — поздоровался он с Булыгиным, отчего у меня произошло лёгкое замешательство: не «барин», не «сударь», не «ваша светлость», а просто по имени и фамилии. Это была первая странность и первое удивительное открытие в новом доме.

— Добрый день, Архип Кузьмич. Что слышно в моё отсутствие?

— Неблагонадёжных вестей не поступало. А корреспонденция ваша собрана, как положено, в кабинете. Последним пришло послание из сестринской общины. Даже два, если память мне не изменяет. Должно быть, желают вас видеть, — степенно докладывал Архип, не забывая при этом методично и ненавязчиво изучать нас с Груней в полглаза. — Полагаю, ужин уже можно подавать?

— Да. Подавай. И вели подготовить две гостевые спальни.

— Разумеется. Вениамин Степанович опять весь в делах?