Книга Аптекарский огород попаданки, страница 17 – Ри Даль

Я всё-таки заставила Груню подняться на ноги, а сама вновь присела на тот же стул. Нехорошо мне стало, ох, и нехорошо…

Мысли ползли то слишком медленно, то чересчур быстро. Сменяли друг друга беспорядочно. Что-то вспыхивало в памяти, но тут же перебивалось другой картинкой, третьей, четвёртой, двадцатой, сотой…

Такое ощущение, что я забралась на крутилку и не рассчитала силы. Ну, у всех же были во дворе такие металлические штуки с двумя сидениями и колесом по середине? Думаю, многие пробовали на такой шайтан-машине повертеться, а потом пройтись по ровной линии. Может, космонавтам данный финт и удавался после сотни часов тренировок, а у обычных людей вестибулярный аппарат отправлялся в космос и ещё долго не возвращался обратно.

Нечто подобное происходило и сейчас. В какой-то момент я даже перестала слышать жалобные завывания Груни и полностью ушла в адскую карусель в своей голове.

Вот я бегу по полю… На мне платье с рюшами… Зову какого-то мальчишку: «Николаша! Николаша, стой!..», и знаю точно, что это мой братик.

А вот Николаша уже одет по-военному, стоит навытяжку, гордый и серьёзный, а я почему-то плачу, и девушка рядом… её зовут Софья, она сестра моя… тоже почему-то плачет…

А вот письмо с красивой печатью, которую я вскрываю тем самым ножом, трогаю шершавые желтоватые страницы, любовно приглаживаю пальцем каллиграфические буквы с размашистыми завитками — «В. Б.»…

Что это?.. Мои воспоминания?.. Или не мои?..

Осколки чьей-то жизни впивались в моё сознание иглами. Я не могла ни остановить это, ни каким-либо иным способом препятствовать. Меня всё кружило и мотало. Карусель вертелась безостановочно, быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… Неслась, скручивала до предела, заставляя мозг нагреваться до немыслимых температур…

Похоже, я повторно лишилась чувств. Потому что, вновь открыв глаза, опять обнаружила себя лежащей. На сей раз — на полу. Груня обмахивала меня платком, тараторила молитву и, разумеется, ревела.

— Груня… — позвала я и встретилась с ней взглядами, отныне взирая на бедную девушку совсем иначе.

— Что, барышня? Плохо всё-таки? Плохо? Антипа-то звать надо, чтоб за дохтором гнал…

— Не надо… Антипа… — простонала, пытаясь оторвать голову от дубового паркета. Груня помогла мне сесть. — Я вспомнила…

— Что вспомнили, барышня? — она посмотрела на меня с надеждой и смятением.

— Всё, — выдохнула обречённо. — Я вспомнила всё.

Вспомнить чужую жизнь — что может быть страннее?

Описать это чувство практически нереально, не говоря уж том, чтобы объяснить. Я будто вторглась в сознание другого человека, нырнула в бесконечную вселенную души и теперь могла разглядеть там мельчайшую деталь — мысленно потрогать, нащупать любой, даже самый сокровенный уголок. Все помыслы, страхи и чаяния, некогда заполнявшие сердце Александры Ивановны Демидовой, открылись мне. И я бессовестно бродила по этому бесконечному музею, как в собственном доме.

Однако дом этот не был моим. Я попала сюда по ошибке. Каким же образом?.. И где сама хозяйка этой галереи и этого тела?..

Неловко поднявшись со стула, я побрела к большому зеркалу в резной золочёной раме. Уже безошибочно определила, где и что находится в усадьбе, хотя до сих пор ощущалась себя будто бы в воде — скорее не шла, а тихо плыла по незримым течениям, которые образовывали воспоминания настоящей хозяйки.