Книга Дочь мольфара, страница 90 – Ри Даль

— Всем нам один лишь бог судья, — объяснял Юхим.

Он, вообще, много разного объяснял. И крестьяне любили ему внимать, и никто Юхима не боялся. Янко тоже иной раз приходил послушать псалмы, находя в этом особое духовное утешение.

От года к году что-то изменялось, но что-то оставалось неизменным и прежним. Народились в Боровице новые дети, сыграли множество богатых, шумных свадеб, проводили в последний путь тех, чьё время уходить пришло.

Иногда, совсем редко Янко думал о том, что хотел бы проведать Юстыну, узнать, как она поживает, здорова ли, не одолела ли её какая хворь. Но откуда-то знал, что Юстына на здоровье не жалуется и после ухода Космины чувствует себя ничем не хуже. Да и вряд ли скучает она. У многоликой оборотничихи всегда полно забот и приключений. Жизнь вештицы в чём-то веселее жизни мольфара.

Однако не навещал Янко Юстыну по другой причине. Он помнил, что лишь колдунья-вештица сможет однажды соединить влюблённых и сопроводить их в Навь, где им предстоит прожить остаток вечности вместе. Но исполнит свой долг Юстына только тогда, когда Агнешка позовёт к себе суженого.

А Агнешка всё не звала и не звала.

Янко не видел её наяву, не видел её во сне и начинал забывать в памяти. Со временем его воспоминания стали настолько кусочными, как мозаика из крупных фрагментов: большое чёрное пятно — волосы, алое пятно — рот, белое пятно — лицо. Но ни черт, ни особых примет Янко уже не помнил. Он думал, что, если будет вспоминать дважды в день — после пробуждения и перед сном, память вернётся. И снова зазвучит в мыслях любимый голос, снова почувствуется в ладонях тепло нежной девичьей кожи.

Увы, ничего из этого не вышло. Попытки вспомнить любимую причиняли Янко лишь боль, но оттого ярче они не становились. Вся прошлая жизнь рассыпалась как ветхая тряпка. Мольфару ничего не оставалось, кроме как проживать то, что он имел сейчас. А по правде сказать, имел он немало.

Янко разжился небольшим садом, завёл единственную козу. Летом ходил в горы и в лес собирать травы, вечерами врачевал людей и животных. А ещё в самые звёздные летние ночи ходил к ущелью, где протекала шумная горная река, чтобы поговорить с ветром и дождём.

Постепенно мольфар привык жить так и даже ничего уже не хотел менять. Он знал, где его место и чем ему должно заниматься. Он знал, что приносит пользу и делает важные вещи. Пожалуй, так бы можно было спокойно дождаться смерти, спокойной и гостеприимной, вот только Янко так и не научился не думать о своей Агнешке. Даже такой вот стёршейся и почти забытой, она оставалась для него тем единственным, ради чего всё вокруг обретало настоящий смысл. Она оставалась его любовью. И с этим мольфар уже ничего не мог поделать.

Может, так было всегда, а может, случилось только с возрастом, что в тихие ночи старику обычно не спалось. Он всё ворочался и кряхтел. От нечего делать иногда шёл в лес, поболтать с Чугаем.

Тот как-то спросил у старого друга:

— Который тебе годок-то стукнул?

А Янко ничего не смог ответить вразумительного. Не считал он, а если и считал когда-то, то давно уже сбился со счёту.

Знал лишь, что почти все знакомые ему по молодости давно почили. Даже отец Янко, голова Шандор, уж на что крепкий мужик был, и тоже много лет как отошёл к праотцам. Года три назад не стало дьякона Юхима. А дворовых псов мольфар и подавно перехоронил видимо-невидимо.