Книга Ненаписанное письмо, страница 44 – Игорь Толич

— Какую женщину, Сэм?

— Ту, которая тебя укусила в глаз! — он снова хохотал как отбойный молоток.

Только вот мне было не смешно.

Появилась Пенни, поставила на столик чай.

— Пенни, — задержал я ее, — у меня что-то с глазами?

Она присмотрелась внимательно и озадаченно.

— Да, сэр.

— И что с ними?

— Они красные.

И Пенни, и Сэм покатились со смеху одновременно. Я, наверное, и рад был бы с ними нахохотаться вдоволь, от души, но смеялся все-таки неискренне.

Глаза у меня действительно были будто у крысеныша-альбиноса — чахлые, усталые, с полопавшимися сосудами. Бессонница, марихуана и частая работа за компьютером никак не могли благотворно повлиять на них. Я всегда знал, что глаза — мое слабое место. Я любил глазами, ненавидел глазами и желал тоже глазами. А прошедшей ночью, они едва не полопались от ярости, и это при том, что я позволил себе все, не перечил ни единому позыву, что называется, «сорвался с цепи» и начхал на весь свой внутренний уклад, на все свое воспитание, принципы, надежды.

Наверное, в каком-то смысле этой ночью я перестал быть человеком. И виной тому было не виски и не наркота, а то, что я окончательно забыл, для чего живу. Будь рядом Крис, у него обязательно нашелся бы простой, подходящий ответ. Но Криса не было. А общество Сэма и Пенни мне уже порядком наскучило.

Я поблагодарил за чай и решил, что неплохо было бы запастись провизией на пару дней. Это значит, предстоял маршрут на рынок. Туда я и отправился.

Чтобы ты представляла, Марта, рынок — это такое место, где торгуют совершенно всем: от сувениров из ракушек и китайских дрянных носков до живых кур и подержанных байков. Лотки с продуктами стоят особняком и работают только часов до пяти, а то и раньше сворачиваются. Можно, конечно, пойти в супермаркет, но выбор там ниже, цены дороже, а качество не всегда высокое. Особенно, что касается овощей и фруктов — их лучше брать у уличных торговцев. Там же, где торгуют готовой едой, очередь обычно стоит самая длинная, и разбирают ее живо: жареный рис, спринг роллы, карри на кокосовом молоке с различными наполнителями, а также рисовые рулетики в черной водоросли с овощами и сурими — и местные, и туристы сметают все.

До появления в моей жизни Пенни я тоже нечасто ел дома. Ограничивался в основном лапшой и вареными яйцами, иногда обедал у Сэма и в других кафе. Я старался максимально опустить все бытовые нужды, не привязываться ни к месту, ни к людям, но, как бы то ни было, за два летних месяца я не только загорел и похудел до неузнаваемости, но и обжился так, словно переехал сюда до конца дней своих.

С одной стороны, мой новый мир бесконечно радовал меня, с другой пугал — что я стану делать, когда наступит время уезжать? А такой момент непременно наступит: мне не смогут бесконечно продлевать визу, и хотя бы этой причине я должен буду оставить свой новый дом.

Дом?..

Когда-то этим словом я называл нашу с тобой квартиру, Марта. Съемную, довольно плохонькую, но очень любимую квартиру, в которую мы покупали общие вещи и создавали уют на двоих. Но мебель, обстановка и уклад жизни были важны в гораздо меньшей степени, чем внутреннее ощущение, которое они давали только в совокупности с тобой, моя дорогая Марта. Это и называлось домом.

Что же сейчас я вкладывал в это понятие? Мою видавшую виды турку, газовую плиту и кровать? Или несколько квадратных метров пляжа, где я обычно отдыхал? Или же кафе Сэма, случайных знакомых, буддистские храмы, километры дорог и частые ливни?