Книга Ненаписанное письмо, страница 43 – Игорь Толич

Что-то умерло во мне в тот вечер, и на месте умершего молниеносно возникла тупая, животная ярость.

Не помню, спросил ли я, как звали ту девушку. Наверное, не спросил. Я только поинтересовался у нее, где здесь в шаговой доступности комнаты поприличнее. Она показала куда-то вглубь переулка, мы пошли в ту сторону. И пока брели, я позабыл даже, как зовут меня самого, стер из памяти все имена, глаза и губы, которыми когда-либо дорожил.

И тебя стер, Марта. Как мне показалось, навсегда.

Настолько сильна и слепа была эта ярость, огромна, бесчеловечна, что я взял ту девчонку вообще без вступлений. Она еще пыталась изобразить удовольствие, а я просто попыхтел над ней от силы минуты две, кинул наличность и ушел. Раздавленный и шальной как черное полотно моря, безоружное перед жестоким штормом.

Проснулся я в тумане и бесконтрольной разрозненности чувств, не ощущая толком ни конечностей, ни туловища, ни головы. Тело было совершенно ватным, пришибленным к простыне будто тяжелая ноша с оторванными ручками.

Я пролистнул память, вспомнил покореженное лицо ночной проститутки, и меня самого враз передернуло.

Господи боже…

Я спустил ноги на пол и порадовался его прохладе — твердой и незыблемой, дающей чувство опоры.

Я вернулся к себе. Я не потерял себя. Я снова был собой.

И в этом, казалось бы, счастливом осознании, первой воспрянула тоска по тебе, дорогая Марта.

Я даже не буду искать оправданий своим действиям и выдумывать того, чего не было. Я просто слишком понадеялся на то, что прошиб наконец кокон, в котором умирал от любви к тебе. А вместо этого в очередной раз станцевал танго самоубийцы. Быть может, и правда единственным окончанием этих мытарств может стать только моя физическая смерть?

Переделав все рабочие задания, я стремглав помчался в кафе к Сэму. Его пропитанный канабисом уголок еще вселял какую-то крошечную надежду на беспечность.

Сэм беззаботно курил на веранде глиняную трубку и, конечно, счастлив был видеть меня так же, как любого другого гостя.

— А, дружище!

— Привет, Сэм.

— Привет!

Он раскачивался в гамаке, короткий и сухой как стручок ванили. И цветом такой же черный, почти угольный. Лишь белые редкие зубы и белки глаз светились на лице. Сэм пригласил присоседиться к его извечной сиесте.

Прибежала Пенни и с бесконечным энтузиазмом ухаживала за нами. В динамиках играл Боб Марли, море плескалось игриво.

Я скурил добрых полтора косяка и поплыл в сонную, тягучую субстанцию кайфа.

— Как поживаешь, братишка? Нашел друга? — спросил Сэм.

— Друга? — я вытащил глаза из завораживающей прибрежной полосы.

— Американец. Белый.

— А, Крис… — я отдал Сэму трубку и улегся поудобнее на большой мягкий пуф. — Нет. Я не знаю, где он.

— Окей. Не волнуйся. Приплывет, — смеялся растафарианин хрипловатым старческим смехом, раскачиваясь в гамаке.

— Приплывет? — зацепился я за это слово как за спасительный канат. — Когда?

Сэм улыбнулся морю:

— Когда придет время.

Мне взгрустнулось после этих слов. Душу обожгло словно каким-то предчувствием. Мне было неведомо, что творилось в голове у этого старика, но обрывочные воспоминания о Крисе, о котором он напомнил, не придавали мне сил. Он исчез почти месяц назад, но мне до сих пор его не хватало.

А Сэм меж тем продолжал допрос:

— Ты нашел женщину?