Книга Здесь и сейчас, страница 107 – Татьяна Василевская

– О, да я просто умираю от расстройства, что меня не пригласили. И нет, уж как-нибудь это мероприятие пройдет без меня. Потом расскажешь. Мне будет вполне достаточно твоего рассказа.

– Да, а что бы более красочно и наглядно было, я тебе и сыграю наиболее понравившиеся мне места.

– А, что, мысль! Тебя я, так и быть, послушаю, – заржал Сашка.

– Жалко там петь не будут. Я бы тебе еще спела. Ты бы сам рыдал, уж поверь.

– Может, прямо сейчас попробуем? Не переживай, я стойкий. Выдержу.

– Боюсь, Мишка в соседней комнате не выдержит.

– Нужно с тобой поспорить на желание, как-нибудь. Проиграешь – заставлю петь. Поржем! – вконец развеселившись, предложил Саша.

– Я не спорю с малолетними дурачками. Не надейся услышать мое дивное соло.

В мастерскую вошел Мишка.

– Ты вовремя, – обрадовался Саша. – Анастасия Владимировна сейчас петь будут. Да Насть? Говорит, поет как соловей, заслушаешься. Вот, уговорила ее послушать, полчаса упрашивала. Садись, будем наслаждаться. Как ты там сказала, дивным соло? Просим, просим Анастасия Владимировна! Порадуйте!

–

– У меня на днях появилась любопытная заказчица, – сказала Настя за ужином.

– Она везде сует свой нос и хочет знать, то, что ей не положено? – поинтересовался Гоша.

– Нет, не в том смысле любопытная, – засмеялась Настя, – Она просто своеобразная. Чудная немножко.

– Сумасшедшая?

– Гоша! – Настя постаралась сделать строгое лицо. – Она рассказала, что у нее сын играет на пианино и пишет музыку. Пригласила нас на его концерт. – Настя обвела взглядом присутствующих. Как и ожидалось, никто, из сидевших за столом, восторга, или хотя бы даже проблеска любопытства и заинтересованности по поводу сказанного ею не выразил. Толстокожее семейство, чуждое возвышенности и утонченности, продолжало с аппетитом пережевывать пищу, энергично работая челюстями. Пища духовная их не волновала.

– Эх вы! Ребенок – талант, по словам его матери, чуть-ли не новый Моцарт, надеюсь хоть фамилия всем знакома? А вы сидите с отсутствующими физиономиями и думаете только о том, как набить свои животы, – возмутилась Настя, даже немного огорчившись. Не чуткое ни к чужому таланту, ни к прекрасному, в целом, семейство невозмутимо продолжало есть, нисколько не устыдившись упрека в свой адрес, по-прежнему, заботясь лишь о наполнении своих желудков. Наконец, почувствовав, что жена и впрямь сидит недовольная, а может, просто в достаточной мере насытившись, Нестор оторвался от тарелки и сказал:

– Молодец, пацан.

Настя одарила его холодным взглядом.

Поняв, что комментарий мужа, это единственное проявление внимания к ее словам и продолжения не будет, Настя решила, что пора положить конец процветанию бескультурья и отсутствия интереса к возвышенному и прекрасному в ее семье. С бесчувственностью и равнодушием нужно бороться, срочно и беспощадно, пока не наступила полная деградация. Взяв на себя роль диктатора, она твердо сказала:

– В субботу мы едем на концерт. Все.

Это сообщение вызвало, куда большее «оживление в зале». Забыв про еду, и про необходимость набить ею животы, все как один подняли головы от тарелок и посмотрели на нее со смесью удивления, недоумения, испуга и возмущения.

– И я?! Не хочу на концерт! Не хочу слушать дурацкое пианино! Мам! – завопил Гоша с выражением ужаса, как будто мать предложила посетить в субботу школу, потом сделать штук пять прививок, после чего сразу отправиться на прием к стоматологу.